Антропоцентрическая направленность в современном языкознании резко подняла интерес ученых к проблеме речевого портретирования как целых групп лиц, так и конкретной личности (вымышленной или реально существующей). Одно из первых направлений языкознания в этой тематике - учение Ю. Н. Караулова о языковой личности; под языковой личностью ученый понимает «совокупность способностей и характеристик человека, обуславливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются степенью структурно-языковой сложности, глубиной и точностью отражения действительности, определённой целевой направленностью» [6, c. 104]. С 90-х гг. хх в. понятие «языковая личность» становится «системообразующим филологическим понятием» антропоцентрической лингвистики, современное языкознание все больше интересует то, «чем люди в общении и речевом мышлении отличаются друг от друга» [10, с. 43]. Анализ состоявшейся, сложившейся языковой личности, безусловно, актуален для теории и практики преподавания русского языка как иностранного. В работах лингводидактов РКИ признается, что если результатом любого языкового образования должна явиться сформированная языковая личность, то результатом образования в области иностранных языков - «вторичная» языковая личность [7; 2]. И. И. халеева определяет это понятие как показатель способности человека принимать полноценное участие в межкультурной коммуникации. На базе концепции Ю. Н. Караулова И. И. халеева разработала модель вторичной языковой личности, представленную известными тремя уровнями - вербально-семантическим, тезаурусным и прагматическим, с выделением в вербально-семантическом уровне двух сфер, формирующих языковую и концептуальную картины мира при овладении «вторичной» языковой личностью иностранным языком [11, с. 277-286]. В тесной связи с феноменом языковой личности в языкознании распространяется и синонимичное ему понятие «речевой портрет». Есть мнение, что одно из самых основных отличий между понятиями «языковая личность» и «речевой портрет» являются временные рамки анализируемых коммуникативных характеристик личности. По мнению Д. С. Мухортова, речевой портрет может быть рассмотрен только в определенный отрезок времени, языковому портрету же свойственна динамика, изменчивость. Другими словами, «речевой портрет» в отличие от «языковой личности» предполагает некоторый срез в целом развитии коммуникативного потенциала личности. Речевой портрет можно представить как совокупность особенных характеристик, которые составляют имидж личности, то есть то, как эту личность воспринимает и оценивает общество, в своем роде некий стереотипный образ [8, с. 169]. В терминологии лингводидактов РКИ предлагается и понятие «речевая личность». Как полагает Л. П. Клобукова, использование говорящим «разных языковых кодов, способность переключения с одного кода на другой в зависимости от ситуаций общения, готовность пользоваться разными подсистемами внутри одного русского языка < > и обусловливает комбинаторику различных речевых личностей в рамках единой языковой личности» [7, с. 28]. Заметим, что первые описания конкретных языковых личностей принадлежат перу В. В. Виноградова, и его теория языковой личности выросла на базе стилистических исследований художественного текста. В. В. Виноградов еще в первой трети XX века поставил вопрос о соотношении таких терминов описания как «идиостиль / идиолект» - «образ автора» - «образ лирического героя» - «языковая личность» [4, с. 120- 146]. Неудивительно поэтому, что материалом современных описаний языковой личности часто становится именно художественная речь. Наше исследовательское внимание привлек текст романа Г. Ш. Чхартишвили «Алтын-толобас», написанный им под литературным псевдонимом б. Акунин [1] (далее при цитировании романа страницы этого издания указываются в скобках в тексте статьи). Автор создал уникальный роман в жанре исторического детектива, действие в котором происходит сразу в настоящем и в прошлом. Сюжетные линии последовательно чередуются, рассказывая историю двух путешествий в Россию - немецкого дворянина Корнелиуса фон Дорна, приехавшего в Московию в XVII веке с целью наняться на военную службу, и историка Николаса Фандорина - его отдаленного потомка, выросшего в Англии и пытающегося в России открыть тайну письма-завещания, составленного Корнелиусом. Николаса, магистра исторических наук, и Корнелиуса, царского мушкетера, разделяют три столетия, что, несомненно, проявляется в речевом портрете каждого из героев. В фокусе нашего рассмотрения находится речевой портрет человека XXI века - Николаса Фандорина, англичанина с русскими корнями. Этот речевой портрет может оцениваться как проявление «вторичной» языковой личности. Поставив перед собой цель увидеть признаки «вторичной» языковой личности в персонаже художественного произведения, примем за исходное следующее положение: текст, отражающий речь определенных социокультурных типов, может быть источником для воссоздания языковой личности того или иного времени, той или иной ментальности: «Персонаж художественного произведения - это «языковая личность» sui generis, ведь язык - единственная субстанция, в которой он существует» [12, с. 8]. Следовательно, и специфика «вторичной» языковой личности может быть выявлена путем описания речевых характеристик героя художественного произведения, реконструирована из дискурса, из совокупности «высказываний какого-нибудь персонажа художественного произведения, который выступает в этом случае как модель реальной языковой личности» [12, с. 6]. Полагаем, что реконструкция языковой личности через речевые контексты, создаваемые «вторичной» языковой личностью на иностранном (русском) языке, позволит определить уровни развития коммуникативной культуры «вторичной» языковой личности с её жизненными и социальными доминантами, заложенными семьёй и национальными традициями. Предполагаем, что социальная среда и другие воспитательные «среды», среди которых языковая («родная» и «неродная») среда играет важнейшую роль, окажутся определяющими в становлении «вторичной» языковой личности героя художественного произведения. Как известно, речь персонажа говорит нам о многом: о его происхождении, социальном статусе, его характере и темпераменте, мыслях, переживаниях, об отношении к описываемым событиям; по этой причине речевой портрет - ключевой параметр художественного образа. Примем следующую дефиницию: речевой портрет - это речевые предпочтения, совокупность особенностей, которые характеризуют эту личность в фонетическом, грамматическом, лексическом и синтаксическом отношении, отличают ее от других, в том числе и тем, что она актуализирует ее языковую картину мира, которая может быть национально специфичной, особые речевые стратегии личности. При рассмотрении речевого портрета художественного персонажа отметим, что портрет героя отражает его прямая речь, несобственно-прямая и косвенная речь. Доминирующее художественное средство при анализе речевого портрета - внутренняя речь, которая может быть представлена в форме монологической и несобственно-прямой речи. Кроме того, анализ может включать в себя рассуждения самого автора произведения или других, второстепенных персонажей о манере говорения героя. С учетом названых аспектов осуществим моделирование речевого портрета Николаса Фандорина. Введенное Т. М. Николаевой [9, с. 70] метафорическое словосочетание «диагносцирующие пятна» ныне принято как одно из центральных понятий в методологии создания как коллективных, так и индивидуального речевых портретов; обратим внимание именно на такие «диагносцирующие пятна». Для представления речевого портрета Николаса Фандорина необходимо описать и внешность нашего героя: …двухметровый лондонец, не по-родному учтивый, с дурацкой приклеенной улыбкой и безупречным пробором ровно посередине макушки, одним словом, чистый Англичан Англичанович [1, с. 7]. Уже в самом начале романа «Алтын-толобас» мы видим, как Николас Фандорин с особым интересом осваивает русский жаргон. Для Николаса криминальный жаргон - объект любопытства и коллекционирования. Вынужденный изъясняться с проводником на этом наречии после ограбления, акунинский персонаж предварительно изучил блатную лексику по специальному блокнотику: Николас положил неприятному человеку руку на плечо, сильно стиснул пальцы и произнес нараспев: - Борзеешь, вша поднарная? У папы крысячишь? Ну, смотри, тебе жить. [«Борзеть» = терять чувство меры, зарываться; «вша поднарная» (оскорб.) = низшая иерархия тюремных заключенных; папа = уважаемый человек, вор в законе; «тебе жить» (угрож.) = тебе не жить] [1, с. 52]. Лингвистическую оценку воздействия жаргона в разрешении дорожного конфликта обнаруживаем в следующих метаязыковых высказываниях героя: Первое чувство, которое испытал Фандорин - не изумление, а абсурдная радость от того, что похититель кейса нашелся. Абсурдная - потому что чему же тут радоваться, если от потрясения и сотрясения у человека поехали мозги (отличное идиоматическое выражение из фольклорного блокнота) и его повело в глюки (оттуда же) [1, с. 92]; Можно было объяснить свершившееся и иначе, не мистическим, а научным образом. Профессор коллоквиальной лингвистики Розенбаум всегда говорил студентам, что точное знание идиоматики и прецизионное соблюдение нюансов речевого этикета применительно к окказионально-бытовой и сословно-поведенческой специфике конкретного социума способно творить чудеса. Поистине лингвистика - королева гуманитарных дисциплин, а русский язык не имеет себе равных по лексическому богатству и многоцветию. «Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! - думал Николас, возвращаясь в купе. - Нельзя не верить, чтобы такой язык не был дан великому народу [1, с. 53]. Так иронически оценивается ценность лингвистических изысканий Фандорина. А заключительная мысль Николаса, представленная как его собственный вывод, - на самом деле цитата из хрестоматийно известного стихотворения в прозе «Русский язык» И. С. Тургенева, имевшего в виду отнюдь не воровское наречие. Обращает на себя внимание лингвистический контраст в речи отца и сына Фандориных - «конфликтное» сосуществование русского литературного языка и современного нам криминального арго: В отличие от отца, подчеркнуто не интересовавшегося московскими вестями и до сих пор говорившего «аэроплан» и «жалованье» вместо «самолет» и «зарплата», Фандорин-fls старался быть в курсе (вот тоже выражение, которого сэр Александер решительно не признавал) всех русских новостей, водил знакомство с заезжими россиянами и выписывал в специальный блокнот новые слова и выражения: отстойный музон = скверная музыка («отстой» вероят., близкое к «sewage»); как скрысятить цитрон = как украсть миллион («скрысятить» - близкое к to rat, «цитрон» - смысловая подмена сл. «лимон», омонимич. имитации сл. «миллион») и так далее, страничка за страничкой. Николас любит щегольнуть перед какой-нибудь русской путешественницей безупречным московским выговором и знанием современной идиоматики [1, с. 7]. Речевые контексты типа Милая Наташа, не завалиться ли нам в Челси? Там нынче улетная тусовка [1, с. 7]; - Сыскан тебе братан, сучара. [«Сыскан» =сотрудник уголовного розыска, шире - милиционер; «сучара» (презр.) =вор, поддерживающий контакты с милицией] [1, с. 52] выглядят неорганично из уст чистого Англичана Англичановича. Николас это хорошо осознает: Здесь важно было не сфальшивить, не ошибиться в словоупотреблении, поэтому Николас ничего больше говорить не стал… [1, 52]. Решая уйти из квартиры Алтын Мамаевой, он пишет ей письмо в воспринятом жаргонном стиле: Цыпка, отоспался и ухожу. Спасибо, что приютила. Ты даже не представляешь, как вовремя ты вчера подрулила на своей тачке. За это - особенная благодарность и лишние полсотни плюс к той сотне. И спасибо, что не задавала лишних вопросов. За это еще полсотни. Целую, Коля [1, с. 195]. Речевой портрет Николаса Фандорина проявляет его тонкое лингвистическое чутье к глубинным смыслам русских слов: Обстоятельство это называлось обидным словом недовинченность, которое Николас почерпнул у одного из мимолетных новорусских знакомых (недовинченность - как при недокрученности шурупа; употр. в знач. «недоделанность», «неполноценность»; «какой-то он типа недовинченный» - о чел., не нашедшем своего места в жизни). Слово было жесткое, но точное. Николас сразу понял, что это про него, он и есть недовинченный [1, с. 8-9]. Наш герой с лингвистическим интересом обращает внимание на речевые обороты, которые не знает или не понимает до конца: А «лох» - одно из самых употребимых новорусских слов, означает «недалекий человек», «дилетант» или «жертва обмана». Очевидно, от немецкого das Loch [4, с. 129]; Магистр вспомнил запись из блокнота: «Попса, попсовый (сноб.) - «вульгарный, плебейский, имеющий отношение к массовой культуре», вероятно от «pop art» [4, с. 137]; значит, будут следить, или, как выражается Алтын, пасти [4, с. 194]. Иногда он предлагает свою собственную этимологию, то есть раскрывает смысл высказывания на основе индивидуального восприятия. Так, Николасу показалась интересной этимология выражения про «горбатого», которое он, вероятно, соотнес с воровским «лепить горбатого»: «давать ложные показания, выдавать себя за другое лицо, обманывать» в воровском жаргоне. Интересна этимология выражения про «горбатого». Почти не вызывает сомнения, что оно недавнего происхождения и связано с Михаилом Горбачевым, который у русских заработал репутацию болтуна и обманщика. Надо будет потом записать [1, с. 129]. Как рефлектирующая языковая личность, Николас подмечает в русском языке те слова, которые, по его мнению, не являются переводимыми: - Пошаливают. (Снова это непереводимое ни на один известный Николасу язык слово!) [1, с. 49]. Язык человека как один из самых важных и специфических компонентов каждой национальной культуры отражает определенный способ восприятия и устройства мира, или языковую картину мира. Ю. Д. Апресян замечает, что «свойственный языку способ концептуализации действительности (взгляд на мир) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков» [3, с. 39]. Николас Фандорин вырос в Англии, соответственно его коммуникативное поведение, его языковая картина мира включает в себя языковые английские компоненты: Bad guys в этой истории представлены двумя враждующими партиями [1, с. 265]; открыть файл vondorn.tif было делом одной минуты; вошел в программу «Scribmaster», выбрал строку skoropis 17th cent, в графе transform to [1, с. 180]. Оценивая при первой встрече Алтын Мамаеву, наш герой находит, что она похожа на Марию Шнайдер эпохи «Last tango in Paris». - Dream, midsummer night’s dream, - пробормотал Николас, уже почти не сомневаясь, что все это ему снится [1, с. 107]. Можно предположить, что герой вставляет в свою речь английские выражения, когда он не видит более точного выражения на русском языке: План был, что называется, fool-proof [1, с. 384]; да и номера хуже, чем в самом немудрящем «бед-энд-брекфасте» [1, 47]; В кромешном мраке, в стране of no return (по-русски так не скажешь), вдруг зажигался огонек, источавший слабые, манящие лучи [1, с. 16]. Общеизвестно, что основные особенности коммуникативного поведения обусловлены национальным менталитетом, национальными стереотипами поведения. Удивительно, но англичанин Николас Фандорин весьма эмоционален. В тексте его речь часто сопровождается большим количеством восклицательных знаков: - Господи, да она совсем ребенок! - воскликнул потрясенный Николас. - Сколько тебе лет, девочка? Ты ходишь в школу? Как ты можешь? За десять долларов! Это чудовищно! [1, с. 28]. Между тем, проявление чувств совершенно нехарактерно для этого этноса. Стереотипный англичанин - человек холодный, рассудочный, педантичный, предельно сдержанный, невозмутимый, умеющий отделять себя от окружающих стеной равнодушия и даже презрения. Сам Николас об англичанах судит так: Нация каких-то армадиллов, каждый сам по себе, тащит на себе свой панцирь - не достучишься. Да и стучаться никто не станет, потому что это будет считаться вторжением в приватность. А хваленое британское остроумие! Господи, ни слова в простоте, все с ужимкой, все с самоиронией. Разве возможно поговорить с англичанином на какую-нибудь «русскую» тему вроде добра и зла, бессмертия или смысла бытия? Невозможно [1, с. 19]. А в «русской угрюмости» Николас не видит большого греха: В спорах с клеветниками России магистр не раз говорил: «Если русский улыбается, стало быть, ему на самом деле весело, или собеседник ему действительно нравится. А если улыбаемся мы с вами, это всего лишь означает, что мы не стесняемся своего дантиста» [1, с. 131]. Есть у Николаса еще одна, не свойственная англичанам привычка: Была у Николаса вредная, неизлечимая привычка соваться к людям с непрошеными советами, что в Англии считается неприличным и даже вовсе невообразимым. За тридцать с лишним лет жизни на Британских островах Фандорин столько раз прикусывал себе язык, уже готовый самым беззастенчивым образом вторгнуться в чужую privacy, что даже удивительно, как сей коварный инструмент не был откушен начисто [1, с. 20-21]. Действительно, для англоязычной культуры, индивидуалистской в своей основе, такое коммуникативное поведение атипично: не принято давать совет, если об этом специально не просят, поскольку непрошеный совет означает вторжение в личное пространство [5, с. 18]. Таким образом, на основе контекстуально-интерпретационного прочтения текста романа б. Акунина «Алтын-толобас» нам удалось составить речевой портрет Николаса Фандорина, англичанина, хорошо изучившего русский язык. Двуязычное «языковое сознание» героя в языковой среде изучаемого языка приобщает его как «вторичную» языковую личность к жизненному опыту другого народа, к другой социокультурной языковой общности. Речевое поведение Николаса Фандорина демонстрирует нам, как на «первичную» английскую языковую личность, с ее бесстрастностью, чопорностью, консерватизмом, для которой «молчание - английский способ беседовать», накладывается «вторичная» коммуникативная система с ее иными типами поведенческих ориентаций - на духовные ценности, на взаимопомощь, щедрость, доверчивость. Итак, русская речевая среда для инофонов выступает одним из важнейших факторов формирования и развития их как «вторичной» языковой личности.