Взаимодействие изучения иностранного языка и культуры страны этого языка является одним из принципов методики обучения иностранных учащихся. Как отмечают исследователи, язык - составная часть культуры и ее орудие, это действительность нашего духа, лик культуры; он выражает в обнаженном виде специфические черты национальной ментальности [3, с. 62]. Из этого следует, что не всегда понимание какого-либо культурного смысла идентично в разных культурах. Коммуникативные трудности представляет чаще всего использование культурно-маркированной лексики, т. е. слов, обладающих экстралингвистическим фоном и являющихся источником социокультурной информации о стране. Слова, несущие кроме своего словарного значения и дополнительное, концептуальное значение, отражают национальную картину мира каждого народа. Однако расхождение может быть и в трактовке общекультурных феноменов, одним из которых можно признать культурный шок. О культурном шоке говорят в области психологии, этнопсихологии, философии, социологии, культурологии. Можно указать основные черты, выделяемые специалистами: потрясение, эмоциональный или физический дискомфорт, дезориентация при попадании в другую культурную среду. Главное противопоставление смыслов при культурном шоке проходит по линии «свой - чужой». Желание понять других позволяет человеку адаптироваться к чужой культуре, узнать новое, избежать коммуникативных неудач, расширить свой «лингвокультурный горизонт». Отсутствие такого желания приводит к восприятию чужой культуры как неправильной, а своя превозносится, считается единственно нормальной и правильной, рождает высокомерие и навязывание ее другим. Интересно и полезно понаблюдать со студентами, как понятие «культурный шок» отражено в литературе. Рассказ Н. Н. Толстой «Культурный шок» написан в 1998 г., но и сегодня, на наш взгляд, актуален. Рассказ ведется от лица героини, которая ассоциируется с самим автором. Эта интеллигентная образованная женщина, знающая иностранные языки, рассказывает о своем опыте общения за границей и в России с иностранцами «одной северной страны с очень высоким уровнем жизни» [5, с. 387] . Временной охват - от 70-80-х годов до конца хх века - вместил множество событий и переломные моменты в нашей истории; от «При прежнем режиме, доперестроечном, рассказывая о поездке за границу (факте по тем временам из ряда вон), советский человек пользовался лишь одним глаголом из неисчерпаемых глагольных запасов русского языка - довелось» до «Русские беспрепятственно шастают за границу и обратно…» [5, с. 389]. Употребление этих глаголов является знаковым: то, что считалось счастьем, удачей раньше (довелось) с конца 90-х стало обыденным явлением. Просторечный глагол шастать имеет значение ’ходить бродить без дела’ [4] и показывает, что любой человек в нашей стране мог спокойно поехать за границу. Понятие «культурный шок» соотносится с культурным кодом. «Культурный код - ключ к пониманию данного типа культуры; уникальные культурные особенности, доставшиеся от предков; это закодированная в некой форме информация, позволяющая идентифицировать культуру. Культурный код определяет набор образов, которые связаны с каким-либо комплексом стереотипов в сознании. Это культурное бессознательное - не то, что говорится или четко осознается, а то, что скрыто от понимания, но проявляется в поступках. Культурный код нации помогает понимать поведенческие реакции» [Википедия]. Одна из важных особенностей культурного кода нашей страны - приоритет духовной культуры, т. е. важность в нашей жизни книг, музеев, театров, духовного развития и т. п. Рассказ героини наполнен аллюзиями, прецедентными фразами, понятными практически всем русским: «…довелось. Сколько в этом слове слилось и отозвалось! И опасное проплывание между сциллой парткома и харибдой райкома… Еще не окончательно рухнули оковы…» [5, с. 387]. Мы сразу вспоминаем А. С. Пушкина «Москва... как много в этом звуке Для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!» и «Оковы тяжкие падут…», а скалы, на которых обитают чудовища из греческой мифологии, вошли и во фразеологизм русского языка. Очевиден тот факт, что в «северных странах с очень высоким уровнем жизни» преобладает материальный тип культуры и, действительно, бывавшие из СССР за границей испытывали культурный шок: «И вот я на Западе. Стою, открыв рот, перед витриной с фруктами, а потом перед витриной с кожгалантереей» [5, с. 387]. Столкновение двух типов культур и отношение к этому становится смыслообразующим фактором в рассказе Н. Толстой. Удобное существование в собственном мире в соответствии со своими представлениями о том, что хорошо, что неправильно, даже не задумывающегося о возможности иной жизни и культуры - типичная черта западного человека с комплексом стереотипов в сознании. «Тамошние профессора иногда приглашали меня на обед. Просторные интеллигентные дома, изысканно простая еда, книги и картины. При этом обсуждали Россию и ее народ. Народ несчастный, и много-много времени пройдет, пока он приблизится к уровню европейской цивилизации» [5, с. 388]. Как отмечалось, культурный код нации помогает понимать поведенческие реакции. «Несчастному, не приближенному к цивилизации народу» не придет в голову говорить плохо о гостях и считать других людей ниже себя. более того, мы стараемся сгладить известные нам недостатки других, что делает и героиня рассказа во время экскурсии: «Чтобы сделать приятное клиентам, осудила грубость Петра Первого и похвалила военные подвиги Карла Двенадцатого» [5, с. 390]. Почему бы не польстить - доставить удовлетворение кому-нибудь, какому-нибудь чувству [4] - чувству национальной гордости гостей, хотя король этот «в 1709 году потерпел полное поражение при Полтаве, а позже был вынужден провести несколько лет в пределах Османской империи на положении почетного пленника» [1]. Героиня рассказа часто проводит экскурсии для «непростых» гостей. Свое отношение к их взглядам на нашу культуру героиня выражает с помощью иронии. «Мы были в Зимнем дворце, в Ленинграде, - рассказывают хозяева «интеллигентного дома». - Какая безвкусица - жить в этой неслыханной варварской роскоши! От золота и малахита нам с Леннартом стало плохо, меня тошнило. Теперь мы понимаем ненависть вашего поколения к царям и их дворцам» [5, с. 388]. Кто не помнит из фильма «Золушка» знаменитые слова мачехи, которая любовалась цветком на платье, произнося «Какое уродство, какая безвкусица!». Для нас же это представляет национальную гордость и восхищение. С точки зрения стереотипов Запада, культурный шок можно испытать от обилия еды и товаров в магазинах, от более высокого уровня жизни. С точки зрения героини, культурный шок мы испытываем и от другого, но это не понятно стереотипному мышлению западного человека: от душевной черствости, неотзывчивости тех, кто считает себя благодетелем; от скупости богатых; от стремления измерять духовное материальными ценностями, от пошлости. Во время экскурсии по Эрмитажу «для очень влиятельных бизнесменов» один из них предложил: «Зачем мы оказываем России гуманитарную помощь и даем взаймы? У вас тут неслыханные богатства. Продайте пару люстр, и все проблемы решены» [5, с. 392]. О другой экскурсии героиня рассказывает так: «С чего начнем? - спрашиваю. - Итальянский Ренессанс или импрессионисты? Рембрандт или малахитовый зал?» - «Хотелось бы сначала в магазин, - ответила жена премьера» [5, с. 391]. Министр социальной помощи, которому героиню попросили показать Эрмитаж, «не желает взять такси: дорого. Так мы и идем, он под зонтиком, я под дождем… (слова министра) Ну-с, сколько мы пробыли в Эрмитаже? Полтора часа? Дорога туда и обратно, я надеюсь, не в счет?» [5, с. 390]. В «Культурном шоке» важным художественным приемом является ирония и самоирония героини и отсутствие таковых у тех, с кем она общается в рассказе. Приведем слова Виктора Ерофеева из его передачи: ирония - «очень большая часть человеческой культуры, потому что человеческая культура - это не только ее восприятие, но одновременно и ее оценка, так же как, кстати говоря, и жизнь, а ироническая оценка очень часто нам помогает» [2]. Кроме приведенных примеров, рассмотрим еще один. «Я старалась, щелкала и свистала, цитировала древних авторов. - <…> Вдруг мой элегантный бизнесмен остановился. <…> «Что это?» - лукаво спросил он, указывая на лепной бордюр. Я вгляделась, это были цветы и листья лавра. Каждый цветок был в виде бутона на тонком стебле. «Это ведь сперматозоид! Тебе об этом уже говорили, или я первый заметил?» - «Первый», - сказала я и отошла к остальным членам делегации, любовавшимся через окно Александрийской колонной» [5, с. 392]. Конечно, героиня соединяет этот разговор со строкой «тут Соловей являть свое искусство стал: защелкал, засвистал…» из басни И. А. Крылова «Осел и Соловей»; кто кем является в рассказе, читателю понятно. Высокомерное отношение к нашим ценностям вызывает у героини не только неприятие, но и ироничный отклик, в котором прямо противопоставлены понимание культурного шока в нашем культурном обществе и у иностранцев, пребывающих в плену стереотипов и высокомерия. Экскурсанты в очередной раз спросили героиню о ее поездках в их страну. «И, конечно, каждый раз испытываешь культурный шок? - Да, - сказала я, - пребываю в глубоком шоке. Но не теряю надежды. И у нас все наладится. Вы сами видели: там «Пиццу-хат» открыли, тут новую парикмахерскую для кошек. А на днях в казино «Гигант-холл» прошла премьера, борьба лилипутов в рыбьих внутренностях. Страна возрождается» [5, с. 393]. Нет ничего плохого в появлении закусочных, парикмахерских, развлечений разного рода, но когда это возводится в абсолют, происходит девальвация наших ценностей, потеря культурного кода и культурной идентичности. Конечно, в тексте Н. Толстой есть многое (аллюзии, прецедентные фразы), что трудно понять иностранцам, даже знающим русский язык на высоком уровне. Однако во время работы с этим рассказом преподаватель может показать, что у представителей той или иной культуры культурный шок вызывают разные явления, каждая культура имеет свои ценности и приоритеты. Но чтобы коммуникация была успешной, должно быть сообщество равных культур и языков.