Изучение культуры коренных малочисленных народов Севера (далее - КМНС) предполагает комплексное ознакомление студентами с огромным блоком историко-культурного наследия, включающим традиции и обычаи, мифологию и фольклор, предметы искусства и быта. В рамках программы бакалавриата, в частности профиля культурологическое образование, реализуется обучение по таким модулям, как «Исторический», «Этнологический», «Севе-роведческий», «Культурологический», «Декоративно-прикладное искусство», «Музыкальная культура» и т. д. Необходимо подчеркнуть, что в процессе обучения происходит не только рассмотрение традиционного образа жизни северных этносов во всем его многообразии, но и наблюдаются многочисленные соприкосновения с культурой, искусством и историей стран Востока. В первую очередь, это объясняется историческими особенностями и географической областью расселения. Таким образом, одним из факторов присутствия восточных элементов в жизни КМНС являются непосредственные контакты с соседствующими народами, нравы и обычаи которых оказывали воздействие на их материальную и духовную культуру. В качестве примера, следует рассмотреть этническую историю тунгусо-маньчжурского населения, проживающего на Дальнем Востоке Российской Федерации, а именно нанайцев, ульчей, удэгейцев, негидальцев, орочей, ороков (уйльта). Так, в основе нанайского этноса лежит несколько компонентов. На их происхождение повлияли тюрки, маньчжуры, монголы, тунгусы, государство Бо-хай и в последующем Золотая империя чжурчжэней - Цзинь, что подтверждается многими исследователями. Сергей Павлович Нестеров пишет, что на вопрос о реальности существования в Приамурье амурских чжурчжэней следует ответить положительно, однако ранее это была культура переселившихся сюда бохайских (сумо) мохэ [4, 96]. К тому же, нанайцев с маньчжурами связывали брачные, торговые и военные союзы, которые упоминаются как в различных исторических документах, так и в нанайском фольклоре. Племена мохэ в разной степени участвовали в формировании многих этносов Дальнего Востока. Тем не менее, по предположениям Алексеева, их участие было наибольшим в этногенезе нанайцев и ульчей [1, 128-129]. В формировании удэгейцев участвовали две группы: первая состояла из древнего палеоазиатского населения (северный фактор), а вторая включала в себя древне-корейские, бохайские, тюркские, тунгусские и маньчжурские племена (южный фактор). Еще одним доказательством тесных контактов с соседями может случить анализ этнонимов удзи, удэ, уди, удигэ и прочих, которые соответствуют названиям тунгуссо-маньчжурских родов и переводятся как «лес», «тайга», «лесные люди». 264 Негидальцы имели этнические контакты с нивхами, эвенками, ульчами и в последствии ассимиляции обосновались на левом притоке Амура. Этническая основа другого народа - ороков (уйльта), имела этногенетические и этнокультурные контакты с амурскими мангунами, а в XVII в. они мигрировали на Сахалин подальше от русских и маньчжуров [6, 179]. Предки орочей преимущественно состояли из коренного населения Дальнего Востока. Говоря о Сахалине крайне важно упомянуть айнский компонент, участвовавший в этногенезе населения Нижнего Амура. Прямые контакты были зафиксированы не только с Китайским государством, но и с Японией. М. Г. Левин в ходе экспедиции выявил, что в формировании родов нижнеамурских аборигенов непосредственное участие приняли айны Сахалина, Курил и Хоккайдо [3, 26]. В связи с этим, происходили заимствования в материальной и духовной культуре, языке, хозяйстве и других сферах. Исходя из этого, мы переходим ко второму фактору, из-за которого студенты Института народов Севера во время обучения сталкиваются с культурой стран Востока. Общий исторический контекст, этногенетические и географические особенности привели к формированию схожих черт в мифологическом воззрении и, следовательно, к близким обрядовым и фольклорным традициям. Рассмотрим одно из явлений духовной культуры, которое встречается и у нивхов, и у айнов. Так называемый, «Медвежий праздник» - это важный ритуальный обряд, являющийся отражением представлений этносов о жизни и смерти, об «умирающем и воскресающем звере». Медведь выступает в качестве посланника между мирами, поэтому к нему относятся с большим почтением и даже называют по-особенному. У айнов маленького медвежонка называли камуй мис -божественный внук; взрослого, выросшего медведя камуй экаси - божественный дедушка или божественный отец, медведицу каткэмат - хозяйка дома или саха - старшая сестра [5, 60]. Из этого можно сделать вывод, что медведю приписывали не только звериное, но еще людское и божественное начала. Также айны тесно связывали личину медведя с горным божеством Метох (Метотус) камуй. У нивхов же этот бог назывался Пал Ыз. Каждый год эти божества отправляли к людям своих посланников, заключенных в медвежью шкуру: у айнов он назывался ки мун камуй, у нивхов - пал нивх. Во многом этапы и ключевые моменты обряда у обоих этносов схожи. К примеру, при проведении ритуала нивхи играли на музыкальном бревне зас тяс (тятя чхарш) и также, как и айны исполняли специальные «медвежьи» ритуальные танцы (у айнов - хоровод хециссяй и йоманте римс, у нивхов - подражание медвежьим движениям) [5, 62]. Вместе с тем, имеются и заметные различия. Нивхская ритуальная посуда для праздника богато украшалась орнаментальной резьбой. На том же музыкальном инструменте зас тяс с одной стороны вырезали голову медведя. У айнов же на праздничную посуду строго запрещалось наносить какие-либо узоры, за исключением ритуальных палочек 265 икуниси. Интересно еще то, что обычные предметы обихода в отличие от ритуальных у них были обильно украшены резьбой. На основе сравнительного анализа одного и того же явления «медвежьего праздника», присутствующего в культуре двух этносов, мы имеем возможность лучше изучить и углубиться в отдельные компоненты их материальной и духовной среды. В виду этого, студенты культурологического профиля обучения часто сталкиваются с необходимостью освоить материал, связанный не только с КМНС, но и с другими этносами. В качестве третьего фактора выступают восточные атрибуты, найденные в ходе экспедиций и археологических раскопок на территориях Севера, Сибири и Дальнего Востока. Так, в бассейне реки Сыня местными жителями было найдено серебряное блюдо с изображением иранского царя Ездигерда I. Данное блюдо со второй половины XIX в. стало передаваться в семье обских угров по наследству. Требуется отметить, что хоть блюдо и было выполнено в V в., оно не могло попасть в Сибирь ранее IX в., так как сзади имеется надпись на новоперсидском языке, датирующаяся IX-X вв. Оказавшись в Сибири, как сказано выше, не ранее IX в., блюдо попало в сферу религиозно-обрядовой практики обских угров [2, 32]. В изображении иранского царя коренное население увидело образ младшего сына Верховного бога Нуми-Торума - Мир-сусне-хума. Обычно в дар ему преподносили коня вместе с элементами воинской амуниции (шлем, пояс, колчан, накидка и др.). Вероятнее всего, именно из-за образа всадника появилась параллель между иранским правителем и Мир-сусне-хумом. В следствии этого, сасанидское блюдо стало частью обрядовой деятельности хантов и манси, помогая транслировать мифологические воззрения следующим поколениям, несмотря на свой привозной характер. Как мы видим, находки культовой восточной атрибутики на территории Сибири свидетельствуют о культурных контактах и могут подробнее рассказать о ритуально-обрядовых практиках коренного населения. Преимущественно, КМНС придерживаются анимистических представлений. Однако помимо шаманизма и православия, пришедшего в ходе миссионерской деятельности, существуют этносы, исповедующие другие религии: буддизм (теленгиты, сойоты, тазы, тувинцы-тоджинцы), ислам суннитского толка (сибирские татары). В виду этого, студенты должны знать основы религиозной культуры, понимать каким образом определенные верования пришли в тот или иной регион и почему у одних народов адаптировались к существующей мифологической картине мира, а у других нет. Для полноценного изучения культуры КМНС требуются обширные знания в разных областях. Важно понимание исторического контекста, географических особенностей, мифологических и обрядовых традиций не только Севера, но и сопредельных территорий. Таким образом, можно сказать, что в Институте народов Севера готовят культурологов широкого профиля, являющихся специалистами не только в области североведения, но и отчасти востоковедения.