Эмоционально-чувственные страсти так же как и экзистенциональные экспрессии присущи как автохтонам российского Севера и Сибири, так и неистовым героям Достоевского, как и обаятельным, утонченным персонажам романов Стендаля и аборигенам южной Америки, центральной Африки, юго-восточной Азии и т. п. Эмоциональная составляющая образа жизни будучи ситуационно неповторима, обладает универсальным свойством повторяемости, множественностью вариативных и коммуникативных экспликаций, представляя собою констатацию внутреннего раскрепощения и психологического самовыражения. В качестве примера вариативности и эмоционально-возвышенного психологизма сравним представления о любви в различных историко-культурных социумах. Есть два великих европейских учения о любви. В России в последней трети девятнадцатого века - это «Смысл любви» В. Соловьева, а две с половиной тысячи лет назад в древнегреческом полисе это диалог «Пир» Платона. В «Пире» в противоположность обыденным повседневным проявлениям семейной любви Платон трактует ее как нравственное совершенство, утверждая возвышенный идеал как синтез любви и красоты, символизируемый образом богини Афродиты. Но, какова она, любовь, по-эскимосски, по-ненецки или по-эвенкийски, прибавим к этому перечню по-чукотски, по-юкагирски, долгански, по-нанайски? Что значит у обских угров: хантов и манси любить, смеяться и плакать, надрывно кричать или говорить шепотом в соответствии со своими ментальными и традиционно-нравственными представлениями, обычаями и ритуалами? 110 Вряд-ли возможно удовлетворительно, тем более исчерпывающе ответить на эти и подобные вопросы, возникающие в сибирской антропологии и в се-вероведении, оставаясь в рамках однолинейного натурфилософского подхода. Добавим к сказанному что в объяснении эмоциональных феноменов северного образа жизни нельзя ни умалять, но и не ограничиваться логикой этнографического анализа. Здесь неприменимы также редукционизм в форме социологизма Дюркгейма и бихевиоризм, в основе которого лежит понимание человека как совокупности двигательных и сводимых к ним вербальных и эмоционально-чувствительных реакций на воздействие внешней среды. Достаточно спорна, на наш взгляд, концептуальная значимость и прикладная эффективность трех распространенных в науках об этносе и этничности подходах: примордиалистском, конструктивистс-ком и инструментальном. Обосновано сделать вывод о востребованности других более адекватных подходах, условием культивирования которых является освоение наличного компедиума междисциплинарных знаний и их философское осмысление. В цикле гуманитарных дисциплин плодотворна трансформация базовых положений из возрастной, социальной и этнической психологии, психологии чрезвычайных ситуаций, этнокультурологии, этносоциологии, этнопсихолинг-вистики, этнометодологии и теории коммуникаций. Более чем уместно на наш взгляд привлечение междисциплинарных концептов, таких, как социализация, этос, габитус, фиксирующих экзистенциальные состояния и динамику эмоционально-чувственной среды. Ассоциативная исследовательская способность нашей памяти наряду с другими немногочисленными работами по интересующей нас тематике раскрывается в монографии российско-американского историка Ю. Слезкина «Арктические зеркала России и малые народы Севера» (М., 2008), где автор, называя знаковые проблемы народов Севера и Сибири, предлагает свою экзистенциальную версию их этничности, выраженную афористической судьбоносной фразой «Будущее народов Севера в их прошлом». Как нам представляется, именно концепт судьбы, лишенной фатальной однолинейной неотвратимости, детерминирует эмоционально-чувственные метаморфозы северного образа жизни. В цикле биологических дисциплин востребованы этническая антропология, популяционная генетика и, на наш взгляд, в обязательном порядке сравнительно новая дисциплина - эпигенетика. Междисциплинарный подход в соответствии с кардинальными взглядами на эволюционный процесс предопределяет сходство этнофоров как в очевидном факте передачи по наследству морфологической общности, так и этноге-номное воспроизводство эмоционально-чувственных экспрессий. В раскрытии архетипичной природы поведенческих стратегий и эмоционально-чувственных феноменов приоритетна роль геннокультурной коэволюции, учитывая при этом фактор асимметрии полушарий головного мозга. Представляют интерес в этой взаимосвязи психоаналитические построения Ж. Лакана и Ю. Кристе- 111 вой. Ж. Лакан предлагает концепт «доязыковое бессознательное», представляемое хаосом впечатлений, влечений и эмоций, обнаруживая в языке нома-дические свойства. Ю. Кристева для обозначения инстинктивных эмоциональных влечений вводит концепт «долингвистическое состояние». Представляется уместным экзистенциальный подход, фиксирующий различные, включая взаимоисключающие, модусы существования жизненного пути и этнической истории народов. Эмпатия или агрессивность, кооперация или ненависть, изоляционизм, «уход» или этнокультурная мобилизация предопределяет характер и темпоральность индивидуальных и групповых проявлений эмоциональной составляющей образа жизни. Обратим внимание что экзистенциальная самодостаточность (стабильность, безопасность существования) способна объяснить эмоциональный потенциал в номадизме, в освоении ландшафта, в технологическом преобразовании традиционного хозяйственно-культурного типа деятельности и т. д. Натурфилософская рефлексия эмоционально-чувственных феноменов у народов Севера и Сибири остается ограниченной рамками повседневной культуры. Но, при этом ее логично рассматривать во взаимообусловленности с интеллектуальной культурой, с присущим ей осмыслением предназначения и судьбы народа, что является темой отдельного самостоятельного исследования.