Миросистема, основанная на неолиберальных экономических стимулах и соответствующих им формах трудовой социализации существует более 30 лет, и за это время она претерпела серьёзные изменения, связанные с ростом застойных явлений, означающих явный и всё более широко признаваемый кризис ориентиров социального развития. Политически это выражается в росте ультраконсерватизма, иррационализма и милитаризма, а педагогически - в максимальном игнорировании предметно-практических ориентиров трудовой деятельности в её непосредственной форме - обучения и воспитания покорению природы. Это особенно хорошо видно на контрасте: трудовое воспитание и образование радикально изменилось в сравнении даже со второй половиной двадцатого века, и всё сложнее найти точки соприкосновения реальных трудовых воспитательных и образовательных практик. Во второй половине прошлого века трудовое воспитание и образование детей воспринималось - и в СЭВ, и в КНР, и на условном Западе как средство развития полноценной личности. Это не стоит понимать идиллически, как нечто «хорошее», просто реальные цели таких практик сводились к развитию личности работника, который несомненно подвергался дегуманизации и деперсонализации в рамках промышленного принципа производства [3, с. 145]. Трудовое воспитание, особенно в детском и юношеском возрасте, рассматривалось не просто как «ковка кадров для индустрии» (или конторы, характер труда и там, и там имел общие устойчивые черты в рамках одного технологического уклада), а в качестве механизма компенсации личностного развития в условиях неблагоприятных условий, в широком смысле слова, труда. Так, советский детский сад прямо ставил перед собой задачу развития целенаправленности трудовой активности с самого раннего возраста [1, с. 6], предполагалось, что ранние этапы трудовой социализации должны создать, во-первых, способный на самостоятельное целеполагание, во-вторых, способный 174 к самостоятельному созданию долгосрочных технико-экономических задач субъект труда. И раннее формирование этих безусловно необходимых свойств работника считалось задачей образовательных учреждений. В центре внимания, таким образом, оказывался субъект труда, который претендует на непосредственное решение задач по предметно-практическому взаимодействию с предметами и средствами труда, шире, с природой, и непосредственно производственное взаимодействие с другими субъектами труда. Индивидуальные и коллективные свойства рабочей силы рассматривались как самоценность. Определение стоимости и места данного субъекта труда на рынке рабочей силы рассматривалось в детской трудовой социализации как цель второго порядка, и эти положения в значительной степени касались молодых людей уже вполне трудоспособного возраста, в том числе старшеклассников и студентов, хотя чем ближе к продаже рабочей силы на постоянной основе, тем, конечно, меньший упор на развитие самоценного субъекта труда, интересы которого выше конкретного порядка исполнения технико-экономической операции. Самостоятельное планирование и распределение рабочего времени утверждалось в качестве одной из важнейших задач трудового воспитания и образования в средней и старшей школе [6, с. 41], и это утверждалось в качестве программы во времена весьма далёкие от «коммунистического романтизма», например, начала 60-х гг., в суровой реальности андроповского хозрасчёта, на заре рыночных реформ. Деятельность пришкольных хозяйств и учебно-производственных комбинатов не была детерминирована исключительно целями создания послушного носителя навыков массовых рабочих профессий. Дело было не только в этике: парадигма трудового образования и воспитания не просто допускала, но утверждала необходимость принятия формирующегося субъекта труда как самоценности в период детства и юности, то есть до момента продажи как рабочей силы. Даже крайне ангажированному менеджеру сложно поспорить с аксиомой, утверждающей: наибольшая производительность труда (в рамках технико-экономической операции) достигается там, где работник выполняет комплексную, взаимосвязанную и понятную ему производственную задачу, а не занят одной - двумя низкоквалифицированными задачами в рамках невнятной и вызывающей чувство бессмысленности индивидуального труда системы 175 технико-экономических операций, регламентированного лишь во имя регламентации, по мнению трудящегося, его рабочего времени [5, с. 140]. Однако это не мешает в существующих условиях застойного неолиберализма расценивать индивида любого возраста, прежде всего, как социально-экономическую ценность, и уже сквозь эту призму - как субъект труда. Парадигма трудового воспитания и образования изменилась в соответствии с этим взглядом, ребёнок - это будущая, а в худшем случае - действующая рабочая сила, детерминированная силовыми полями геоториального уровня потребления, положения государства - «хозяина» рабочей силы в миросистеме, принадлежности к той или иной, более или менее статусной, предъявляющей большие или меньшие претензии к условиям существования в качестве субъекта труда социальной группе и так далее. Сначала - потенциальная или реальная стоимость рабочей силы ребёнка и его, вкупе с его старшими родственниками, уровень потребления и образ жизни, потом - конкретные условия его включения в технико-экономические операции. В рамках данного методологического подхода сегодня работают все крупные институты, распределяющие рабочую силу: биржи труда, кадровые агентства, государственные органы поддержки занятости, в том числе действующие на основе профессионально-образовательных организаций, военные комиссариаты и даже спецслужбы. Некоторые авторы называют общества, характеризующиеся таким подходом к подготовке рабочей силы как «сословные», это вписывается в их концепции «рентных обществ» [4]. С точки зрения автора такие далеко идущие обобщения здесь, в рамках указанного предмета, не обязательны, напротив, понятие социального класса сняло с себя этико-эстетические обязательства и выступило в непосредственно экономической форме, неолиберализм скинул маску адаптивных практик в отношении детей и решился оценивать их как рабочую силу (в точном политэкономическом смысле) непосредственно с самых ранних лет. Из этой политэкономической прямоты непосредственно следует иная образовательная политика, в рамках которой формирование субъекта труда попросту отступает на второй план. Детей больше не готовят к реализации технико-экономических операций на основе знания принципов их протекания, этим занималось старое политехническое образование. Такие частные детали как 176 наличие, к сожалению, лишённых связи с реальностью и зачастую ненавистных уроков труда, мало что меняют, в школах с минимальной материальной базой они и вовсе сводятся к чистейшим формальностям. Почин отдельных учителей тоже не способен изменить парадигму трудовой социализации - над ним нависает реальность товарнизации ребёнка по правилам, минимально зависящим от действий образовательного учреждения. Популярный в недавнем прошлом лозунг «учить учиться» оказывается основанным не на новом технологическом укладе, который очень медленно и выборочно внедряется в полупериферийных странах, а на требованиях к повышенной флексибильности, пассивно-приспособительных стратегиях трудовой социализации, где исходные критерии социально-экономического статуса являются определяющими для конкретного характера деятельности индивида как субъекта труда. Прекарная занятость и массовое избавление работодателей от ряда обязательств по трудовым договорам при единовременной мелочной регламентации характера труда в рамках государственных профстандартов максимально бюрократизируют труд, выдвигая на передний план занятость - к занятости, а не труду готовит образование с детского сада. И систему занятости мало интересует развитие мелкой моторики, координации движений или политехническая смекалка ребёнка. Во-первых, огромный и постоянно растущий процент занятости представляет собой «бредовая работа», которую даже с натяжкой нельзя назвать технико-экономической операцией, во-вторых, увлечённость и инициатива работника для большинства работодателей предстаёт как не необходимая и даже вредная черта субъекта труда, в-третьих, характер будущего труда имеет в качестве определяющего фактора детерминации принадлежность к определённым социальным группам и регионам. И «сословия» тут не причём: бесправие, предрешённость и бесперспективность трудовой социализации вполне могут быть чертами социальных классов и локальных групп. Борьба с трудовым воспитанием в XXI веке приобретает даже некоторые гуманистические черты, ибо сводится к борьбе с ранней занятостью молодёжи, неся, правда, в виде багажа консервативные тенденции в виде повышения гарантий произвола старших родственников и роста домашнего насилия над молодёжью. 177 Институты, смягчающие включение индивида в рынок рабочей силы и развивающие его именно как субъект труда, как дееспособное действующее лицо технико-экономических операций, подобные ПТУ сорокалетней давности, пребывают в тяжёлом упадке - они не отвечают интересам неолиберального рынка и национального государства, эта административная спайка делает всё, чтобы гарантировать в постоянно усложняющихся и ухудшающихся условиях господство занятости над трудом. Наступает традиционный для этапа макросоциальных кризисов конфликт культуры труда и институтов его организации [2, 164], идеологические маркеры старой, неолиберальной идеологии труда с присущими ему моделями морально-психологического угнетения, запугивания и травли создаёт у постоянно расширяющихся слоёв занятой и готовящейся к занятости молодёжи ощущение украденного жизненного времени и нереализованных перспектив. Неудовлетворённость в труде и профобразовании нарастает постоянно, и это создаёт замкнутый круг: трудовая десоциализация - демотивация и ощущение украденного времени - растущая неудовлетворённость, приводящая к различным карьеристским имитациям трудовой деятельности с одной стороны и эскапистским депрессивно-суицидальным наклонностям - с другой. Налицо ситуация, когда «низы не могут», когда различные формы «шоковой терапии» и брутальные методы принуждения, которые столь присущи неолиберальной культуре трудовых отношений, не приводят к росту мотивированности и трудовой активности среди молодёжи, наступает момент, когда накопившиеся трудности приводят к элементарной несформированности субъекта труда, невозможности простого воспроизводства рабочей силы. Много разговоров экономисты ведут о гигантском износе основных фондов в СНГ, но не подвергающиеся эмпирическим измерениям кризисные явления в воспроизводстве молодой рабочей силы грозят обернуться ещё большей катастрофой. Сохранение вышеуказанных негативных тенденций создаёт пока неосознаваемую, но уже дающую о себе знать угрозу масштабной деградации молодёжи, в том числе как субъекта труда. В обществах далёкого прошлого натуральное хозяйство, общины и гильдии, различные неформальные институты без ясного юридического статуса прекрасно справлялись с воспроизводством земледельцев и ремесленников. В рамках промышленного принципа 178 производства в результате повышенной социально-преобразовательной активности работников, особенно промышленных, были созданы формализованные институты, разделяющие детско-юношеский этап трудовой социализации как нацеленный на развитие субъекта труда от более позднего этапа преимущественной продажи рабочей силы. Сейчас наряду с явным торможением темпов экономического роста, компенсирующимся преимущественно ростом авторитаризма и грубости на рынке рабочей силы, подстёгиваемым максимально деструктивными с точки зрения развития субъекта труда действиями национального государства, направленными на силовую реализацию социального заказа работодателей, существует прямая угроза элементарному воспроизводству субъекта труда. Короче говоря, запросы занятости не соответствуют, а противоречат формированию полноценного субъекта труда в детско-юношеском возрасте. Приходящие в реальную экономику молодые работники дисквалифицируются, не находят ориентиров и ценностей, стимулирующих активный и творческий труд, который в рамках шестого технологического уклада уже не может быть основан только на перспективах роста потребления, которого к тому же не происходит. И это прямо означает дискредитацию политики занятости, вокруг которой выстраивается трудовое воспитание и образование. Возвращение системе образования, особенно профессионального, прежней функции защиты от занятости и хотя-бы минимального смягчения процесса перехода молодых людей на «большой рынок рабочей силы» в результате включения в имеющиеся производственно-коммерческие агломерации является «программой-минимум», «тушением пожара» трудовой десоциализации молодёжи, которые не способны эффективно воздействовать на формирование обновлённого субъекта труда, но могут и должны смягчить деструктивную неолиберальную политику национальных государств в отношении молодёжи, сократив нагрузку на рынок рабочей силы и обеспечив минимальное формирование субъекта труда до момента его продажи как рабочей силы. Повторимся, нынешние, реально существующие образовательные институты, речь идёт прежде всего о старшей школе, организациях среднего профессионального и высшего образования, не способны к реконструкции субъекта труда, их цель в тяжёлых условиях застоя сводится к сдерживанию, но не пресечению негативных тенденций трудовой десоциализации молодёжи, ещё 179 только выходящей на рынок. Создание корпоративной профессионально-образовательной культуры, основанной на принципах мягкой адаптивной защиты обучающихся и выпускников от работодателя - это вопрос выживания профессионально-образовательного сообщества, сохранения смысла и авторитета профессионально-педагогической деятельности в условиях нарастающего кризиса.