Информационная повестка последних лет и усиленная государственная забота о тематике патриотизма и исторического самосознания граждан, особенно молодежи, свидетельствует о том, что историческое образование и, шире, воспитание связанное с исторической образностью в народах и поколениях страны, осознается это кем-то отдельно или нет, является отнюдь не только областью академических дискуссий для специалистов, индивидуальной эрудиции и культуры, - а насущной жизненной проблемой, сегодня уже вынужденно ставшей предметом общих тревог и активных действий. Привычная картина «доброй старины» до поры до времени не занимавшая большинство, пребывавшее в иных важных и повседневных заботах, сегодня обернулась по-настоящему экзистенциальных вопросом - о существовании, о его смысле и основаниях, что повлекло среди прочих и конкретные поправки об отношении к отечественной истории в высшем нормативном правовом акте государства. Между тем, указанная проблема исторического восприятия и сущностной важности исторического образования, необходимости национальной школы и необходимого общего уровня/порога соответствующей культуры - это давняя историософская тема, только лишний раз заявившая о себе и об опасностях пренебрежения ею в последнее время. Человеку культуры, разумеется, настоятельность постоянного внимания к темам исторического воспитания и самосознания, неотделимого от знания прошлого, доказывать никогда не приходилось. Обусловленность индивидуального и коллективного (социального) существования историческим процессом с определенного уровня интеллектуальной культуры становится очевидной, независимо от профессиональных, строго исторических, познаний. Очевидность эта возникает не от одного здравого смысла, который естественным образом полагает, что наследие цивилизации, как минимум, - результат времени и суммы исторических достижений по самому своему определению. Опыт развитого мышления, зрелого мировоззрения указывает на философские основания 92 понимания истории, в котором личное самосознание, обретая себя, обретает и образ действительности. В своей грандиозной работе 1807 года «Феноменология духа», в которой «имплицитно присутствует вся история западной метафизики в ее основных преобразованиях» [1, с. XLVI], как замечают специалисты, Г. В. Ф. Гегель в предисловии пишет, насколько в общем мнении «укоренилась противоположность истинного и ложного», неосознанно предписывающая автору сразу же указывать на «цель и результат» своего труда, как на главное достоинство и его отличие от других сочинений. Гегель видит в подобных ожиданиях не более, чем иллюзию, к которую впадают общие представления относительно философии. «Ибо суть дела исчерпывается не своей целью, а своим осуществлением, и не результат есть действительное целое, а результат вместе со своим становлением; цель сама по себе есть безжизненное всеобщее, подобно тому как тенденция есть простое влечение, которое не претворилось еще в действительность; а голый результат есть трупп, оставивший позади себя тенденцию» [1, с. 2]. Так, с первых пояснительных слов Гегель призывает читателя отказаться от привычного и превратного понимания истины как правильного или неправильного одномоментного суждения о предмете, иллюстрируя настоящее мышление образом органического развития растения от почки к цветкуи до созревания плода, указывая на истинность всех моментов этого развития. Объясняя читателю правильное и сообразное сути философского знания изложение, Гегель впервые показывает, что постижение истины есть процесс; подводит читателя к тому, что понимание его системы потребует от последнего преодоления областиустоявшихся представлений и приобщения к опыту чистого мышления, как бы это не было для него не привычно и трудно. И заявленное в «Феноменологии» утверждение Гегеля о том, что истина является через историю, и что индивидуальное сознание, претендуя на ее освоение, вынуждено само воспроизвести в себе все этапы ее драматичного становления во времени, чтобы достичь состояния реального знания и науки, - в истории философии по истине грандиозный момент! Может показаться, однако, что и до Гегеля похожие мысли озвучивались, и перемен умонастроений и смены эпох никто не отрицал. Старший современник Гегеля и великий его предшественник в идеализме Кант, рассуждая о лучшем устройстве образования писал: «Не должно ли воспитание в частности подражать образованию человечества в общем в том виде, как оно шло через различные поколения?» [2, с. 450]. Схожесть отдельных выражений способна навести на мысль о преемственности одной философской традиции, о том, что Гегель говорит о том же и только дополняет Канта. Но, несмотря на самую действительную преемственность между двумя мыслителями, необходимо видеть глубокое отличие в принципиальном дуализме кантовского учения и в предельно спекулятивной и диалектичной системе Гегеля. Там, где Кант видит только образовательный опыт «поколений» по наилучшему воплощению нравственного идеала, Гегель усматривает разворачивание самой истины в формах истории. Гегель не противопоставляет, как это дуалистически изложено в учении Канта, нравственную волю индивида идеалу как вещи-в-себе, к которому воля направлена в долженствовании к непостижимому. В своей работе «Йенская реальная философия» Гегель пишет, что дух действителен не как интеллект, не какволя, но как воля, которая есть интеллект, а в крайне значимой для всего творчества мыслителя «Философии права» он также пишет, что «дух есть ближайшим образом интеллигенция и… определения, посредством которых он в своём развитии движется вперёд - от чувства через представления к мышлению, - этот путь порождения себя как воли, которая в качестве практического духа вообще есть ближайшая истина интеллекта…» [3. с. 67]. Принципиальным образом, там, где Кант усматривает коллизии опыта и случайности образовательного эксперимента, Гегель демонстрирует поступательную природу духа, его феноменологию, т. е. историю реального познания. «Феноменология духа», собственно, и есть демонстрация исторического разворачивания форм естественного сознания из простых начальных ступеней чувственного состояния до развитых определений достоверного для самого себя самосознания и разума. Достигнутую через диалектический процесс развития форму тождества субъекта и объекта внутри самосознания Гегель обозначает как начало научного выстраивания философского знания на основе пришедшего к адекватному в-себе-и-для-себя состоянию субъективного духа. История этого процесса заключается в отражении всех притязаний чувственного содержания вытеснить в сознании его суть как равенство духа с самим собой. Гегель описывает последовательные стадии обретающего собственную достоверность разума в исторических формах и внутренних состояниях сознания, самосознания 94 в простейших и далее более развитых проявлениях, от чувственной достоверности «это» и природы рассудка, до самообращенного в себя самосознания, имеющего в себе самостоятельность и свободу. Именно процесс обретения мышлением себя в ничем внешне не обусловленной собственной достоверности Гегель называет понятием. Также движение сознания к освобождению и обретению тождества с самим собой мыслитель зовет опытом. Впервые в истории сознание овладевает сутью знания, а именно, узнает в нем себя как собственное содержание, полученное им в результате последовательного формообразования - череды феноменов духа и преодоления всякого отличного от внутреннего воления внешнего воздействия в виде предельного состояния вещи-в-себе. Гегель вообще говорит о недопустимости разделения и противопоставления познания и истины, разведения их «по разные стороны». В этом и есть суть знания, что сознание становится собственным понятием, а объекты теряют статус иного для сознания и становятся производными чистого мышления. Гегель развивает содержание главных положений Канта, Фихте и Шеллинга - понятие трансцендентального субъекта (его формообразующей способности), активную природу Я-сознания и определения бытия как воли у Шеллинга, в её интеллектуально наполненной сущности. Известно, что Гегель предлагает рассматривать субстанцию как субъект, и важнейшим моментом проявления субстанции в качестве субъекта является индивидуальное сознание, внутренние стремления которого исполнены спекулятивной природой абсолютного духа. Итогом этого стремления становится укорененность я-индивида во всеобщем, и свое конкретное я индивид обнаруживает как Я Духа, встречаясь в этом знании с другими такими же я остальных людей, предварительно преодолев в себе все противоречия. Дух заявляет о себе как само для себя существующее чистое понятие, «я», достоверность самого себя как бесконечная всеобщность. Здесь, в частности, и проявляется преемственность двух мыслителей, в совпадении нравственного императива, утверждаемого Кантом в качестве общего закона для индивидуальной воли, и природа гегелевского абсолютного духа, феноменологически являющая себя в категории всеобщего, исторически обусловленной формами субъективного познания «я». 95 Обращаясь к примеру, двух великий мыслителей, основоположника критической философии (Канта) и его идейного продолжателя, развившего принцип критицизма и завершившего в своей спекулятивной системе феномен немецкой классической философии (Гегеля), мы имеем достоверное свидетельство, а также метод исторического знания и знания как истории, т. е. необходимо индивидуального познания как процесса, а именно, всякого знания как конкретно-исторического, предполагающего субъект (я-индивид) и объект (история-процесс) познания. В современныхусловиях постоянного давления масс-медиа и реалиях глобальной цифровизации призыв Канта «пользоваться собственным разумом» и принцип диалектического мышления спекулятивной философии Гегеля призваны вооружить и обезопасить сознание от пассивного растворения в агрессивной информационной среде, где история преподносится исключительно как факты-идеологемы (частои в жанре фентези), а культура как продукт «духовного» потребления. Основываясь на выдающихся образцах мышления, вовлекаясь и вовлекая молодое поколение в состоявшийся мировой опыт осмысления действительности, единственно и возможно раскрыть понятие культуры, привить ее основы и научить отличать подлинную культуру от ее образов-суррогатов в бесконечных проявлениях масс-медиа, коммерции и идеологии. «Если культура ориентирована на достижение истины, добра и красоты, если они регулируют ее развитие, служат мерилом при ее оценке, то идеологией движет воля к власти. Истина, добро и красота идеологией безоговорочно не отвергаются, но она готова принять их только на служебных ролях, как подспорье для достижения своих целей… Идеология, как было сказано, - это всегда и во всем воля к власти. Но осуществляет она себя не прямым насилием, а через убеждение, аргументацию, наглядными средствами. В своем наиболее чистом и простом виде идеология выступает как агитация и пропаганда. Но она может принимать внешние формы внутренне глубоко чуждых ей феноменов культуры: науки, философии, искусства» [4, с. 33]. В заключение размышления о сущностном понимании истории и культуры, о необходимо субъектном характере их познания, вспоминаются слова еще одного классика европейской философии, на этот раз XX столетия, Хосе Ортеги-и-Гассета о том, что в наше время «культурные» люди страдают от непозволительного исторического «склероза» [5, с. 118], чему виной, как многие 96 знают из известной работы мыслителя, победившая стихия человека-массы, с «изначально присущим ему сущностным ощущением легкости существования», «ощущением внутреннего самоудовлетворения» и «банальным образом мыслей» [5, с. 123-124]. Это «избалованное дитя - это тот же богатый наследник… Только наследство его теперь состоит из всех завоеваний цивилизации… человек с перечисленными особенностями поведения… мог возникнуть только в том свободном жизненном пространстве, которое удалось создать цивилизации» [5, с. 125]. Мыслитель называет такой тип человека новым варваром, дикарем, обреченным на вечный «вчерашний день».