Введение Шаманизм народов алтайской языковой семьи скрывает в себе большие возможности открытий и творческих интерпретаций. Одним из таких подходов является видение в основе шаманства культа духов природы и охоты, от воли которых всецело зависели древние люди. При этом духи и боги в начале своего формирования выступали в слабо разделённом виде и могли легко перетекать из одной формы в иные явления бытия. Именно поэтому шаманы устраивали целый театр путём «вселения» в себя духов и богов. Поэтому сегодня советская методика разделения магии, тотемизма, фетишизма, шаманизма, промысловых обрядов на ранние формы религии устарела; её задача заключалась в тезисе о том, что все этносы Сибири, придерживавшиеся шаманства, не имели религии. Но системность мировоззрения этих народов доказывает обратное: шаманство как религиозное явление имело очень глубокие корни. Действительно, шаман, одетый в костюм тотема и увешанный всеми фетишами из глубокой старины вплоть до советских времён (напр., гильзы от карабина красного командира и бронзового зеркала китайцев), одновременно совершал магию перехода в иные миры и приносил пользу сородичам. Шаман в одном лице играл роль духов и богов, превращаясь в сакральный «сосуд» знаний. В основе этой идеи лежал культ материнства, восходящий к статуэткам «беременных Венер» эпохи палеолита. Жрец в образе «сосуда» святых духов встречается в облике Христа, проводившего тайные вечера в доме водоноса. Регион исследований, объекты и методы Образ медиума, несущего людям источник веры, издревле существовал у этносов Сибири. Древние люди опыт из реальной жизни переносили на жизнь обитателей природы. Поэтому акты «вселения» духов и мистерия являлись понятиями, близкими к актам спаривания и зачатия у зверей. Это доказывается терминами шаманства саха, которые имеют тюрко-монгольские параллели: ср. як. бохсоруй- ‘вселить (проглотить) духа’, Буох Диэхси - ‘имя шамана из рода Алтан Мегинского улуса’ с уйг. богаз ‘беременность’, монг. боос ‘беременная’, як. буос ‘стельная, жеребая, беременная’. Возможно, сюда относится название горшка багарах и одноимённого рода Багарах около г. Якутска, восходящее к культу утробы тотемной матери-зверя. На это указывает обычай обмазывания кровью обрядовых предметов: сосудов, бубнов и деревьев с ликами духов, которым приносили жертвы [3]. Идея беременности жреца духом показывает, что слово бахсы ‘дух-предок кузнецов и шаманов’ можно связать с кожаными мешками, существовавшими до зарождения гончарства. Интересно, что якутское слово иччи ‘дух’ имеет древнетюркский вариант иjэ в том же значении. На языке саха ийэ, иньэ обозначают ‘мать, матка’ (ср. иньэ с диалектом инчи ‘дух-хозяин’). Мать, носившая в чреве зародыш ребёнка, от природы являлась шаманкой. На это намекают «каменные бабы» половцев, держащие на уровне пупка чашу идиш, название которой сравним с др.-тюрк. иди ‘дух-хозяин’ и як. диал. ытыйа ‘кумысная чаша’ [1]. Напомним, что чаши ытыйа или ымыйа (ср. ымай ‘утроба’) саха красят корой дерева, придавая им тёмно-красный цвет. Видимо, обрядовые сосуды с круглым дном и выпуклым туловом повторяли очертание живота беременной женщины. Эта мифологема восходит к образу богини земли, живущей внутри дерева Аал Кудук мас. При этом термин кудук этимологически связан со словом кудан ‘брюхо’. Духи по корням Мирового дерева уходили вглубь земли. Здесь замечаем первичность женских духов иччи, носивших идею «сосуда». Схожие поверья о духах земли могли существовать у тунгусских племён Енисея и Лены. Интересные сведения о шаманстве тунгусов Туруханского края приводил И.М. Суслов, работавший там в 1928-1929 гг.: эвенки верили, что духи-предки харги (хавоны) имели помощников этанов в виде зверей и птиц, составлявших шаманское войско. Среди них выделялся этан медведя амака (куты), который считался божеством Нижнего мира - Хавоки. Шаманы есть дети Хавоки («сыны божьи»), а сам Хавоки был могущественнее верхнего бога. В повседневной жизни эвенки называли его амака («дед»). В мире усопших хавёны стояли во главе родов и подчинялись предку-божеству Хавоки (он же Шавоки, Савоки). Из числа младших духов назначались те, которые, выйдя на землю, выбирали будущих шаманов. Такова сущность культа предков-шаманов [4]. Результаты и обсуждение Уникальность этих сведений заключается в том, что автор подчёркивал безликость верхнего Хавоки, уступавшего по силе нижнему Хавоки. Поэтому И.М. Суслов отмечал отсутствие рассказов о боге Верхнего мира, дарующего души маин людей и зверей. Также этнограф подметил важную деталь: нижние шаманы считались сильнее верхних шаманов. При разборе текстов шаманства у эвенков мы находим сходства с сакральной лексикой тюркских и монгольских народов. Так, термин этан ‘дух-предок’ близок к монг. эжэн, эзэн, др.-тюрк. иди и як. эдьээн с общими значениями ‘дух-хозяин’, ‘божество’. При этом второе имя медведя куты напоминает як. кудан ‘брюхо, желудок’, кут ‘душа’. Отсюда можно понять смысл мифов о том, что женщины, съевшие червя, жука, траву, становились беременными и рожали героев и великих шаманов. Здесь уместно добавить, что уйгуры бурдюк для сбивания масла называли карын, что дословно означает ‘брюхо’. При этом интересно, что у монголов низ живота ал переводится как «сав» и «умай» [5], т.е. мех саба восходит к образу чрева умай. Известно, что дутые мешки кочевники использовали для переправы водных преград. Из чего ясно, почему у эвенков бубен превращался в плот, а у бурят идол онгон был символом гроба предка и напоминал лодку онгочо, на которой шаман саха плыл вниз в мир мёртвых. В свете этого вернёмся к труду И.М. Суслова: у эвенков Подкаменной Тунгуски и Сыми бог и медведь были одной фигурой, а кафтаны для камлания назывались хамахик, шамашик, шавёшик. Шаман, накинув костюм, становился шавёном [4]. Отсюда появляется возможность провести мост между мехом саба, одеждой самасик и медведем хомоты, бывшим духом-этаном эвенков. Древние огузы величали медведя аба «матерью», а музыкантов, игравших на кобузе (хомусе), называли озанами [2]. Значит, огузские озаны тоже «вселяли» духа эзэна в образе медведя. Вывод Древнетюркские корни этанов показывают, что предки эвенков Енисея жили в соседстве с тюрко-монгольскими племенами и восприняли культы, свойственные для племён Центральной Азии с древних времён. Нераздельность культов позволяет рассмотреть картину воображаемого мира, в котором шаман представлялся как «живой идол», растворённый среди духов, составлявших его «войско». При этом идея «чрева» шамана порождала идею «сосуда» божества. Близость языческой веры к христианским символам доказывает, что шаманство народов Сибири следует рассматривать как религиозное явление.