%0 
%A Любичева, Е. В.
%A Неклюдова, А. А.
%T БЕСКОНЕЧНЫЙ ДИАЛОГ... (ТЕМА «РОДИНА» В РУССКОЙ ПОЭЗИИ)
%D 2023
%X Вступая в мир, мы в дом вступаем отчий… Привет тебе, моя любовь, Россия!.. Святыня, счастье, звук - из всех желанный… К. Бальмонт. Моя любовь, 1926 Одна из самых волнующих и священных тем - это Родина. Да, и слово само очень емкое: культурный концепт («свернутый текст» - Л. Н. Мурзин); смысловое пространство, наполненное индивидуальными ассоциациями; «исходный рынок возникновения текста» [9, с. 84]; «магическая формула» (К. бальмонт). Раскрываем этимологический словарь М. Р. Фасмера и читаем: «“отечество”, тогда как укр. родина = “семья”, блр. родзiна - то же, болг. Родина - “родина, место рождения”, сербохорв. Родѝна - “обилие плодов”, словен. rodína - то же, чеш., слвц. Rodina - “семья”, польск. rodzina - то же. Произведено от род. [Согласно Соболевой (УЗ ЛГПИ, 173, 1958, стр. 134), знач. “родная страна” встречается впервые у Державина].» [14, с. 491]. В. И. Даль определяет значение слова «родина» как «родная земля, чье-либо место рождения; в обширном значении земля, государство, где кто-либо родился… И кости по родине плачут. Родинный, родной, родимый, к родне относящийся; … родители, отец, мать // предки… Родительская забота, любовь, благословение…» [2, с. 1698]. В Словаре русской культуры Ю. С. Степанов раскрывает основы концепта «родная земля» (причем помещает этот концепт в одну главу с концептами «мир», «свои и чужие», «интернационализм и космополитизм», «Русь, Россия, русский, россияне», «странники и изгнанники»), опираясь на размышления М. М. Пришвина: «все компоненты концепта «Родная земля», как он реально существует в менталитете нашего времени: а) «боль» за свою землю; б) «естественное богатство», в) сама земля, г) родной человек, д) природа, увенчанная е) родным словом» [13, с. 170]. Примером устойчивых ассоциаций, связанных в сознании современной языковой личности со словами-стимулами Отечество и Родина служат словарные статьи из «Русского ассоциативного словаря, изданного РАН в 2002 году: Отечество: родина, родное, мое…, Россия...; Родина: мать, моя, Россия… любимая, одна, край, природа… [11, с. 420, 558]. Исходя из этого, можно предположить, что центральное место в сознании языковой личности отводится матери-Родине и ее природе, то есть психологической женственности образа России: «О Русь моя, жена моя!...» (А. блок). Родина может быть одна-единственная: все, что мы впервые увидели, услышали, узнали… было на родине. В библии сказано: «Сними обувь с ног своих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3:5). На Родине мы родились и «в ней все родное» (К. Д. Ушинский), и ей мы отдаем «полноту эмоциональной любви» (Г. П. Федотов). По мысли В. В. Розанова, «истоки настоящего гуманизма в сердечной привязанности ко всему родному, в любви ко всему конкретному: к тому месту и к той стране, где родился, к тем людям, которые тебя окружают. И именно «в этой неустанной заботе о сохранении живого чувства любви, родства в семье, в отечестве он и видит реальный путь к увеличению теплоты, сердечности в мире, путь к единой семье «всечеловечества»» [15, с. 285]. Итак, Родина - Отечество - Русь - Россия… Тема России - одна из основных связующих нитей, проходящих через творчество отечественных художников слова. Поэтические страницы русской лирики и русской прозы оказывают облагораживающее влияние на становление личности, на самоусовершенствование культуры человеческих чувств, душевной чистоты, нравственности и достоинства… Именно русская литература является художественно-эстетическим и этическим мерилом народной нравственности. Поэтому сегодня необходимо вернуться на круги своя! Вернуться к живому общению со Словом, высокой русской литературе, к «гармонизирующему диалогу», в котором присутствует не только мировоззрение и миропонимание, но и мироощущение. Строить себя от другого: через Слово поэта (писателя), через его чувства и мысли, при этом заглядывая внутрь самого себя [6, с. 4-5]. Пути к такому диалогу могут быть разные. Один из них - через «голоса» поэтов, писателей, философов. Работа не только со значениями слова, но прежде всего с их смыслами: создание «портрета» концепта на уровне образцовых художественных текстов, которые являются источниками глубины мысли и чувства, школой человечности и духовности, страницами российской истории. «Люблю отчизну я, но странною любовью!...» Первая сточка из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Родина» (1841). Именно это стихотворение поэта, на наш взгляд, «положило начало литературной традиции, утвердив в русской поэзии… жанр лирического раздумья о родине, где мысль о ней нерасторжима с образами русской деревни и природы» [5, с. 470]. Это размышление поэта о «странности» любви, своего рода спор чувства с рассудком, противоборство мыслей и взаимоисключающих друг друга чувств. По мнению В. Г. Маранцмана, стихотворение «Родина» - предсмертная попытка поэта собрать все, что дорого ему в родной стране [8, с. 445]. Замкнутость, гордость побуждают ценить суровость родной природы: «люблю…степей холодное молчанье». Широта души, зовущая к безграничности: «лесов безбрежных колыханье». С одной стороны, безграничность и бесконечность, формы множественного числа (степи, реки, леса…), с другой - «люблю дымок…», «кочующий обоз» (конкретность). По мнению В. Г. белинского, стихотворение Лермонтова не только по общему характеру, настроению, но и по деталям близко Пушкину: «люблю песчаный косогор», «перед избушкой две рябины», «теперь мила мне балалайка/ Да пьяный топот трепака...» (Отрывки из путешествия Онегина). И в фокусе оказывается любовь Лермонтова к деревенской мирной жизни. Ему дороги «чета белеющих берез»; при его горечи радостна «пляска с топаньем и свистом», при всей сложности - «говор пьяных мужиков». Меняется ритм стихотворения, становится легким, как будто, переводя взгляд на деревенские детали, поэт испытывает облегчение и радость. Приметы народного быта рисуются как поэтическое воплощение Отчизны. Особо отметим, что первоначально стихотворение было озаглавлено «Отчизна». В окончательном варианте - «Родина». Два синонима, но Лермонтов выбирает «Родина», слово приближает поэта к родному теплу. Замкнутость и гордость, широта души, любовь к морю, мятежному и изменчивому, вечное скитание и поиск родного тепла, усталость странника, одиночество и любовь к родной и надежной деревенской жизни - все это жизнь души, внутренний мир поэта. И чтобы войти в мир лирического стихотворения «Родина», нужно «в своем душевном опыте найти мотив, поволяющий читать стихотворение как монолог не только поэта, но и самого читателя» [8, с. 430]. В мучительном поиске, поляризации взглядов, в победе утверждающего начала и в достижении наивысшей мудрости и просветленности творческого духа и лежала, по мнению Д. Андреева, «несвершенная миссия Лермонтова» [1, с. 391]. Обнаженной болью и исполненным горечью звучит голос Н. А. Некрасова с тем же самым названием «Родина» (1846). Стихотворение автобиографично: о быте родового поместья Некрасовых, тяжелой обстановке дома отца поэта, «угрюмого невежды», где поэт «научился ... терпеть и ненавидеть», «наполнив грудь … и злобой и хандрой…»: «Всему начало здесь, в краю моем родимом!…» Чем же различаются стихотворения Лермонтова и Некрасова с одним и тем же названием? Какие воспоминания детства постыдны для Некрасова и ненавистны ему? И какие воспоминания «знакомых мест» становятся «болезненно-печальными» для поэта? На эти вопросы, на наш взгляд, ответил Ф. М. Достоевский, поставив Некрасова в один ряд с А. С. Пушкиными и М. Ю. Лермонтовым. В своей речи на смерть поэта Ф. М. Достоевский говорил: «Это было раненое сердце, раз на всю жизнь, и незакрывавшаяся рана эта и была источником всей его поэзии, всей страстной до мучения любви этого человека ко всему, что страдает от насилия…» [4, с. 112]. Образ Родины для поэта оказался неразрывно связан не столько с родным раздольем, сколько со страданиями: «роя подавленных и трепетных рабов», «разврата грязного и мелкого тиранства» и… матери, душа которой была «горда, упорна и прекрасна». Образ матери остался в памяти поэта недостижимым идеалом (см. «Рыцарь на час», «баюшки-баю» и др.): мать, мать - родина, мать - высшее идеальное начало. По-видимому, детские впечатления отразились на всем творчестве Некрасова. «Незакрывающаяся рана…», мученическая любовь, искренность и одновременно противоречивость, простосердечие и тяга поэта к народу. Достоевский назвал Некрасова «печальником народного горя», который преклонялся перед народной правдой, любил народ и «видел в нем не один лишь униженный рабством образ, звериное подобие, но смог силой любви своей постичь… и красоту народную, и силу его, и ум его, и страдальческую кротость его…» [3, с. 118]: В рабстве спасенное Встали - небужены, Сердце свободное - Вышли - непрошены, Золото, золото Жита по зернышку Сердце народное!.. Горы наношены. И тут же пророческие слова: В минуты унынья, о родина-мать! Я мыслью вперед улетаю. Еще суждено тебе много страдать. Но ты не погибнешь, я знаю. В поэме «Кому на Руси жить хорошо?» Некрасов создает эпопею народной жизни и призывает нас, читателей, к «думам» о «воплощении счастья народного». В последних песнях поэмы слышится надежда, мечта поэта о счастье народа, но мечта эта не бесплотна, она находит реальную опору в жизни, в родине, России: «Свет и свобода / Прежде всего!..», «Рать подымается -/ Неисчислимая! / Сила в ней скажется / Несокрушимая!..» Гоголь, Тютчев, блок, Есенин… Что такое Русь для Гоголя? Как «соткан» образ России у Тютчева? («Умом Россию не понять…») Размышления блока: куда же летит Россия? Для Гоголя Русь - непостижимая тайна и богатырская сила, тоскливая песня и необъятный простор, беспредельная мысль и чудная, незнакомая даль. Внутреннее противоречие Руси для Гоголя - неоднозначность и многоплановость образа. Завуалированный прием антитезы заявлен в начале лирического воспевания: «Русь! Русь! Вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе…» Образ России в стихотворении Тютчева тоже соткан из противоречий: он создается от обратного, от отрицания качества. Прием антитезы раскрывается в противопоставлении концептов ум - Россия, общий - Россия, которые объединяются в антонимические пары. Концептуальным синонимом образа России и, вместе с тем, ключом к пониманию образа становится Вера. На ассоциативном уровне образы России и Руси в некотором смысле могут противопоставляться: Россия - государственная, тогда как Русь - народная. Но Россия Тютчева и Русь Гоголя оказываются близкими по символическому наполнению, поскольку в стихотворении Тютчева в ассоциативное поле концепта Россия включаются слова аршин, стать, вера. Эти образы актуализируют мотив народности в смысловой ткани поэтического текста, что и сближает Россию Тютчева с Русью Гоголя. В лексической ткани блока «Россия» находят отражение представления поэта о народности как главной характеристике образа России. Ключевыми здесь становятся слова годы золотые, стертые шлеи, спицы расписные, разбойная краса, взор из-под платка… Этот ряд номинаций конкретизирует образ России, поэтому у блока ассоциативное поле концептов России и Руси совмещаются. Сомнения и противоречия возникают у поэта позднее (см. дневниковые записи и стихотворение «Я пригвожден к трактирной стойке…»). Читаем дневниковые записи: «… И вот поднимается тихий занавес наших сомнений, противоречий, падений и безумств: слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Видите ли ее, ныряющую по сугробам мертвой и пустынной равнины? Это - Россия летит неведомо куда…». И стихотворение блока: Я пригвожден к трактирной стойке. Летит на тройке, потонуло Я пьян давно. Мне все - равно. В снегу времен, в дали веков… Вон счастие мое - на тройке В сребристый дым унесено… Реминисценции из произведения Гоголя пронизывают блоковские стихи и дневниковые записи (ср.: «бойкая необгонимая тройка» у Гоголя и «задыхающийся гон тройки» у блока). В понимании Гоголя Русь отмечена богом («вдохновенная богом»), имеет особое предназначение, а лейтмотивом, сопровождающим образ блоковской России, становятся сомнения и противоречия. Повтор незавершенных синтаксических конструкций усиливает сомнения поэта, которое нашло отражение в черновиках. Тем не менее стихотворение обладает композиционной завершенностью: и в начале, и в конце появляется образ лирического героя. Сомнение, страх, сокрытость бытия: снег времен, сребристая мгла, глухая темень. блок переосмысливает образ Руси, созданный Гоголем: величие Руси, ее движение, необузданность, стремительность. Предназначение России, предначертанность ее пути поэт в данный момент творчества не видит. Отсюда и потерянность лирического героя в мире, оторванность образа России от образа лирического Я и сокрытость будущего за снежной далью. И в «Нечаянной радости», и в «Земле в снегу» звучит, разрастаясь, мотив: любовь - и мистическая, и чувственная - к России. И неожиданно… раскрываются широкие дали, затуманенные пеленой осенних дождей; пустынные тракты, кабаки; душу охватывает тоска и удаль, жажда потеряться в этих просторах… Каким это светом Чьи песни? И звуки? Ты дразнишь и манишь? - Чего я боюсь? В кружении этом Щемящие звуки Когда ты уснешь? И - вольная Русь? Да, Русь. Но какая? Есенинская Россия… Собственный голос земли: «Но люблю тебя, родина кроткая! / А за что - разгадать не могу…» («Русь») В стихотворении «Гой ты, Русь моя родная…» находим возвращение к гоголевской номинации образа Руси. В тексте Есенина образ Руси наделяется сакральностью (священный, святой). Сакральность (а вместе с тем - и вера) становится центральной характеристикой этого образа. Но эта сакральность не противопоставлена земной жизни, а наоборот - пронизывает ее. Русь Есенина одновременно близка и лирическому герою (моя родная…, я смотрю…, мне навстречу…, я скажу… - указывает на интимность отношений), и богомольцу, и церквам, и девичьему смеху. Ее образ виден в привычных взгляду простого человека вещах, которые описывают пространственную отнесенность стихотворения: твои поля, у низеньких околиц, по мятежной стежке. А в конце стихотворения сакральность Руси противопоставляется раю. Иначе: сакральная Русь оказывается близкой человеческому миру. И вдруг… переоценка ценностей: «Равнодушен я стал к лачугам, / И очажный огонь мне не мил…» и далее: «… Через каменное и стальное / Вижу мощь я родной стороны…» В «Сорокоусте» Есенин отказывал в доверии новой эпохе, но теперь он говорит ей «да». В «Руси советской» читаем: «Приемлю все / Как есть все принимаю. / Готов идти по выбитым следам…» Но не совсем «все» он принимает и готов отдать: «…Но только лиры милой не отдам…» Поэт упрямо отстаивает право на свое творчество. В стихотворении «Русь уходящая» родной край становится чужим, возникает внутренний конфликт поэта и страны. Но трагическое ощущение жизни рождает не гнев, а грусть: «Друзья! друзья! Какой раскол в стране, / Какая грусть в кипении веселом!..» И нет агрессии. Откуда исходит такой мотив примирения?! Виня власть, держа на нее обиду, поэт одновременно счастлив: «В сонме бурь / Неповторимые я вынес впечатленья…» М. Цветаева, А. Ахматова, И. бродский. В. Набоков, А. Галич … боль, страдания, разлуки… Две родины у М. И. Цветаевой: Москва («нерукотворный град», «город облаков и куполов», «град дивный и мирный», град, где идут «колокольные дожди» и «льется аллилуйя»). Это божий град, в котором все равны и объединены богом, церковью и святостью Москвы: «Спорили сотни / Колоколов. / День был субботний: Иоанн Богослов…». Это сказочный град, душа России. 1932 год… Другая Родина («Стихи к сыну», «Родина»). Руси - России Цветаевой давно не существует («Русь - это прах»), вместо нее есть страна, которую она называет «краем - всем краям наоборот», потому что там… все вывернуто наизнанку, «все оценочные знаки заменены на противоположные» [12, с. 21]. Новая Россия чужеродна: Да не поклонимся словам Нас родина не позовет! Русь - прадедам, Россия - нам, Езжай, мой сын, домой - вперед - Вам - просветители пещер - В свой край, в свой век, в свой час - Призывные: СССР; - от нас - Не менее во тьме небес В Россию - вас, в Россию - масс… Призывные, чем: SOS. Чужеродность России передается и языковыми средствами: звукописью (р, ш, з, с), синтаксисом и пунктуацией (разделяющий знак - тире), аббревиацией. Мир разрушен, ее родины не существует: «чужбина», «гордыня», но все-таки «даль» разлилась. Даль и рок… Она отпускает сына, «дитя Руси»: Не будешь кем - порукой - бог видит - побожусь! - Я, что в тебя - всю Русь Не будешь ты отбросом Вкачала - как насосом! Страны своей. А у нее остается тоска, скорбь; нет страны («в без-нас-страну»), дома: «Всяк дом мне чужд, / Всяк храм мне пуст. И все - равно, и все едино». И страшен итог [12]. Иная судьба у А. А. Ахматовой: она приняла общий крест времени. Так, уже в 1918 г. Ахматова печатает стихотворение, которое особенно любил А. блок. В нем впервые звучит тема выбора: Мне голос был. Он звал утешно. Но равнодушно и спокойно Он говорил: «Иди сюда. Руками я замкнула слух, Оставь свой край глухой и грешный, Чтоб этой речью недостойной Оставь Россию навсегда... Не осквернялся скорбный дух. И выбор сделан: она осталась с Россией. В 1922 году Ахматова в стихотворении «Не с теми я, кто бросил землю» пишет: …Но вечно жалок мне изгнанник, Как заключенный, как больной. Темна твоя дорога, странник, Полынью пахнет хлеб чужой… Очень долго она считала, что покинувший Россию теряет благодать. В 1918 г. на утреннике «О России» Ахматова отвечает на стихи З. Гиппиус, которые были горестны и мрачны: «Простят ли чистые герои? / Мы их завет не сберегли. / Мы потеряли все святое: / И стыд души, и честь земли….» («14 декабря 1825 года») Ахматова читает «Молитву» и «Высокомерьем дух твой омрачен…»: Ты говоришь - моя страна грешна, А я скажу - твоя страна безбожна. Пускай на нас еще лежит вина, Все искупить и все исправить можно. Мужество, сила, вера… На протяжении всей жизни, в дни ленинградской блокады Ахматова бесстрашно смотрела в лицо своего века. В «Эпилоге» «Реквиема»: «И если зажмут мой измученный рот, / Которым кричит стомильонный народ…», а эпиграфом к поэме стоит полное трагического смысла признание: Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, - Я была тогда с моим народом Там, где мой народ, к несчастью, был. Горечь в душе Ахматовой и гражданское мужество ее в 30-е годы - годы репрессий. Потеря близких и верность дружбы… Стихи военных лет… «Поэма без героя»… «Реквием»… Это все - любовь Ахматовой к многострадальной России, родному городу - Петербургу-Ленинграду: Мы знаем, что нынче лежит на весах И что совершается ныне. Час мужества пробил на наших часах, И мужество нас не покинет... Она отдала свое сердце России, ее культуре, русской речи: «И мы сохраним тебя, русская речь, / Великое русское слово…» Период «оттепели»… Возвращаются из небытия стихи Н. Гумилева, О. Мандельштама, М. Цветаевой… Появляются стихи молодых поэтов: И. бродского, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, б. Ахмадулиной и др. А. А. Ахматова отдавала предпочтение И. бродскому. Об этом говорит и запись самой последней поры: «…Вот в чем сила Иосифа: он несет то, чего никто не знал: Т. Элиота, Дж. Донна, Перселла - этих мощных великолепных англичан! Кого, спрашивается, несет Евтушенко? Себя, себя и еще раз себя». (Записные книжки. М., 1996. - с. 321) Заметим, бродский в ту пору увлекался английской поэзией, был переводчиком. Ахматова ценила стихи бродского, считала его самым талантливым поэтом. бродский, посвящая стихи Анне Андреевне («Закричат и захлопочут петухи…», «Сретени…»), признавался в том, что она «приводила души в движение». Вскоре после смерти Ахматовой И. бродский покидает Ленинград. «Последний поэт XX века, оказавшийся на перепутье времен, сделавший выбор и создавший оппозицию любому строю» [7, с. 370]. Отъезд бродского был внутренне подготовлен: общая атмосфера застоя тяготила его. В советской империи он видел «развратный мир» (Лермонтов), и в Древнем Риме - пошлость советского быта. Гражданин мира. Но почему так тревожно становится на душе, когда читаешь следующие строки: Не жилец этих мест, Слава богу, чужой. Не мертвец, а какой-то посредник, Никого я здесь не обвиняю. Совершенно один Ничего не узнать. Ты кричишь о себе напоследок: Я иду, тороплюсь, обгоняю. Никого не узнал, Как легко мне теперь, Обознался, забыл, обманулся, Оттого, что ни с кем не расстался. Слава богу, зима. Слава богу, что я Значит, я никуда не вернулся. на земле без отчизны остался. («От окраины к центру») Свобода, пристрастие к европейской культуре, родство с искусством античности и Возрождения… и одиночество, растерянность: «Мне неизвестно, где я нахожусь, / что предо мной…»; «…совершенно никто, человек в плаще, / потерявший память, отчизну, сына…» Одиночество постоянно возвращает его к мысли о родине (см. «Пятая годовщина»). бродский хочет встречи с родиной, но боится возвращения: «…Мне / Не вернуться домой». Не вернулся потому, что и «среди гулких площадей Петербурга ему нет эха». бродский не исполнил своего обещания: «На Васильевский остров я приду умирать…». Тема изгнания и надежда на возвращение звучит у А. Галича: «… Уезжаете! А я останусь. / Я на этой земле останусь. / Кто-то должен, презрев усталость, / Наших мертвых стеречь покой» («Песня исхода»). Пришлось уехать… Все время он хотел вернуться, с болью и горечью ждал этого момента: Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, Где с куполом синим не властно соперничать небо, И ладана запах, как запах приютского хлеба, Ударит в меня и заплещется в сердце моем… («Когда я вернусь…») Не вернулся, не успел: трагически погиб в эмиграции. Не вернулся и В. Набоков. Революция 1917 г. смела его идиллический рай: невозвратность прежней России. В стихотворении «К России» (1939) Набоков отказывается от всего, что связывало его с родиной: «без имени жить…», «отказаться от всяческих снов…», «не касаться любимейших книг», «поменять на любое наречье… язык». Душа - «угольная яма». И что же в итоге? «Тот, кто вольно отчизну покинул, волен выть на вершинах о ней…» Чужбина для Набокова - это конфликт между внутренним Я и миром, но важно сохранить рай в себе. Совсем иное звучание мы слышим в лирике Н. Рубцова. Родина - начало всех начал для поэта. На памятнике, воздвигнутом на его могиле, записаны рубцовские слова: «Россия! Русь! Храни себя, храни!» Его стихи «Детство», «Ночь на Родине», «Тихая моя родина» есть своеобразная поэтическая автобиография. Основной их мотив - грусть, печаль. Но «печаль светла», а мотив грусти помогает осознать роль родины в жизни человека. В стихотворении «Тихая моя родина» (1964) ключевое слово - «тихая» (безмолвная, бесшумная; по смыслу - скромная, простая). Ивы, река, соловьи, кладбище, где похоронена мать, заброшенная церковь, пруд, туманная речка, деревня - это и есть родина поэта. И это описание сопровождается тихим светом и тишиной пейзажа. И центральным образом стихотворения «Звезда полей» (1964) является родная земля, родина. В ассоциативную связь с этим образом включается символ звезда, который привносит в лексему родина смысловое приращение: подчеркивает ее уникальность и вечность. Символическое значение лексемы звезда наделяет метафору звезда полей многозначностью: с одной стороны, метафорическое значение этого словосочетания ограничивается образом луны, что раскрывается в первой строфе стихотворения, с другой - метафора звезда полей заменяет прямую номинацию родина. Во второй строфе появляется обращение «Звезда полей!», адресатом которого и становится образ родины: в стихотворении ведется внутренний диалог лирического героя с родной землей. Значение вечности создается не только на символическом уровне, но и на грамматическом, и опять вечность связана со звездой: «…И счастлив я, пока на свете белом / Горит, горит звезда моих полей…». Лирику Н. Рубцова в его обращении к образу родины всегда отличает спокойная, несуетливая, уверенная любовь, предельная внимательность к тому, что становится предметом описания; безграничная нежность и бережность в отношении к деталям - образам родной земли; мягкий свет, пронизывающий даже ночную мглу и, в большей или меньшей степени, вуаль грусти, светлой печали, как будто мудрый старый человек с любовью и трепетом перебирает в памяти дорогие сердцу воспоминания… В этот же период (1960-1964), обращаясь к истории в стихотворении «Видения на холме», пронизанном тревогой за судьбу России, Рубцов признается в любви к российской старине, лесам, погостам и молитвам, избушкам и цветам, шепоту ив у омутной воды - всему тому, что составляет для него саму суть его родины. Но и в этом, и в последующих стихах мы увидим соединение малого и великого: «деревянной» Руси, малой родины, с Россией, великой общей родиной. Это единство существует помимо воли и сознания лирического героя, оно - данность: малое в большом, и великое в малом, частном, конкретном; и оно прочно связано с образом-символом вечности - звездой: «…И надо мной - бессмертных звезд Руси / Спокойных звезд безбрежное мерцанье...» («Видения на холме»). Внутренний мотив единства «большой» Родины - России и «малой» родины - деревенской Руси пронизывает и более позднее стихотворение Н. Рубцова «Привет, Россия!» (1969), которое тоже автобиографично. Мысли и чувства лирического героя ассоциируются с образом самого автора. По сути, стихотворение - это миг встречи поэта с родным краем. Оно пронизано чувством радости от всепоглощающей любви к родной земле. Лексемы «радостно» и «любовь» являются ключевыми, эмоционально-психологическим стержнем, на котором строится вся тональность стихотворения. Радостное состояние души лирического героя передают восклицательные предложения. Синтаксический строй создает ощущение гармонии мыслей и чувств, которую дополняют экспрессивный ряд: «миротворно», «счастье», «покой», «любовь», «ликовал»… Встреча с родным краем воспринимается как встреча с близким другом. И звуки хора незримых певчих свидетельствуют о силе охватившего поэта чувства. Стихи Рубцова, посвященные Родине, спустя век вступают в перекличку с лермонтовской «Родиной». Любовь у поэтов - это не только и, наверное, не столько любовь к России как к государству. Оба поэта восхищаются «деревянной» Русью. Их трогают неприметные, простые детали: изба, березы, горница, поле, нивы… Именно они становятся центром мироздания, как и низкий дом, окно которого открывает мир лирическому герою и связывает его со вселенной. И поэтому в поэтическом мире Рубцова «в этой деревне огни не погашены» будут вечно, как вечно будет гореть «для всех тревожных жителей земли» родная Звезда полей… Потому что это - один из ключей любви к своему роду, к своему миру, подаренной человеку богом. Разные судьбы… бесконечный диалог… Всегда не завершенный… В него бы могли включиться и Тютчев, и Фет, и Кольцов, и Пастернак, и Мандельштам… бахтинский диалог есть «диалог диалогов» - бесконечная и незавершаемая спираль. Вопрос - ответ и снова вопрос… Согласие и переосмысление… Возмущение и моление… Ожидание и обращение. Личное и внеличное. Прошлое и будущее. Уникальное (единичное) и всеобщее… Читая, погружаясь в текст, в живое русское слово, мы учимся осваивать мир, становимся частью непрерывного культурно-исторического процесса, обогащаемся, учимся человечности, учимся по-настоящему любить Родину. Любить не «с закрытыми глазами и запертыми устами» (П. Я. Чаадаев). Любить не только «счастливую и великую родину», но, по мысли В. В. Розанова, и «слабую..., униженную... и даже порочную...» Любить «все наоборот нашему мнению», «убеждению», голове... Сердце, сердце - вот оно, любовь к родине...» [11].
%U https://rep.herzen.spb.ru/publication/722