@article{Макаричева2023-04-11,
author = {Н. А. Макаричева},
title = {ТЕМЫ СПАСЕНИЯ ПАДШЕЙ ЖЕНЩИНЫ У Н. А. НЕКРАСОВА И Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО},
year = {2023},
publisher = {NP «NEICON»},
abstract = {Роман «Преступление и наказание» и написанная ранее повесть «Записки из подполья» Достоевского во многом противопоставлены некрасовскому стихотворению «Когда из мрака заблужденья…». У Некрасова мужчина спасает падшую женщину «силой убежденья», помогает ей осознать порочность ее жизни, раскаяться и попытаться начать новую жизнь. В стихотворении Некрасова мужчина - благородный и великодушный, способный к состраданию и прощению. Достоевский не случайно выбирает эпиграфом ко второй части повести «Записки из подполья» именно это стихотворение Некрасова, хотя и в сокращении - тема была популярна в русской литературы середины XIX в. Но и в «Записках из подполья», и в «Преступлении и наказании» Достоевский меняет тему спасения проститутки и ее возвышения до героя-мужчины на зеркально противоположную: падшая женщина спасает мужчину, который запутался в себе и нуждается в нравственном проводнике. Исследователями не однажды отмечалось, что диалоги Раскольникова с Соней Мармеладовой генетически связаны с разговорами героя «Записок из подполья» и Лизы. Парадоксалист из повести Достоевского ищет путь к сердцу женщины через «жалкие слова» [7]. Он знает, что женщины наделены чувствительностью, эмоциональностью и сострадательностью, и в этом он продолжает некрасовские мотивы. Однако цель героя Достоевского - не нравственное преображение женщины, а самоутверждение своего мужского «я» через власть над женщиной: «Подпольный герой, которого, по его собственным словам, “растерли в тряпку” его бывшие товарищи, также “власть захотел показать”, но власть не внешнюю, а внутреннюю, психологическую. Поэтому он прибегает не к оскорбительным, а к “жалким словам”, с помощью которых пытается вызвать интерес и симпатию со стороны Лизы» [5, с. 243]. В «Преступлении и наказании» «великая грешница» Соня ведет Раскольникова к нравственному преображению и достигает своей цели, в отличие от Лизы, которой удалось лишь на короткое мгновение «размягчить душу» мужчины. Лизу и Соню объединяет, помимо их сострадательности и способности любить, еще одна черта - отсутствие мечтательности. Часто мечтательность для героинь Достоевского - это спасение от действительности в мире иллюзий, мечта - своего рода надежда, которая позволяет им хоть как-то выживать. Катерина Ивановна мечтает о пансионе, который они откроют с Соней и заживут счастливой жизнью. Настасья Филипповна мечтает о таком, как Мышкин, который снимет с нее вину и поможет ей вновь почувствовать себя «чистой» женщиной. И таких героинь у Достоевского много. Соня и Лиза как будто лишены воображения и мечтательности, чтобы не тешить себя напрасной надеждой. Герои - подпольный парадоксалист и Раскольников - стараются, напротив, «подстегнуть» воображение женщин. Парадоксалист намеренно доводит Лизу «картинками» возможной счастливой жизни, чтобы «совладать с молодой душою», взять над ней власть. Раскольников во время первого свидания с Соней своими жестокими вопросами тоже намеренно заставляет работать воображение Сони: что будет, если Катерина Ивановна заболеет? Или если Сонечку саму в больницу свезут? Но Соня не хочет этого представлять, потому что знает безысходность ситуации. Лиза доверилась своему собеседнику - и жестоко обманулась. Его «картинки» пробудили в ней желание изменить свою жизнь и любовь, которая могла бы спасти их обоих. Но закончилось цинизмом со стороны мужчины и навсегда утраченным доверием со стороны женщины. Вопросы Раскольникова вызывают в Соне отчаяние, которое она старательно прячет в глубине души, потому что не имеет права ни на это отчаяние, ни на самоубийство: не только ее тело, но и ее жизнь ей самой уже не принадлежат. «А с ними-то что будет?» - отвечает она Раскольникову на его жестокие вопросы о самоубийстве. Поэтому у Раскольникова с Соней диалог выстраивается иначе, чем в некрасовском стихотворении и в повести «Записки из подполья». Со стороны Раскольникова это не столько «жалкие», сколько «жестокие слова». Диалоги Раскольникова и Сони Мармеладовой глубоко раскрываются не только в контексте стихотворения Некрасова или более ранней повести самого Достоевского, но и в контексте диалогов Гамлета и Офе-лии1 [см.: 3, с. 98-99]. Связь «Преступления и наказания» с «Гамлетом» Шекспира отмечали многие исследователи, прежде всего проводились параллели между образами Раскольникова и Гамлета. Ю. Ф. Карякин, например, указывает на сходство Раскольникова не только с шекспировским Гамлетом, но и с Гамлетом из стихотворения М. Цветаевой. Основанием для этого послужило отношение героев-мужчин к влюбленным в них женщинам: «Сравните разговор Раскольникова с Соней (особенно первый) и Гамлета с Офелией. Несмотря на всю любовь и все собственные муки, оба - словно пытают своих возлюбленных. И если не удивительно, что Офелия теряет рассудок, то удивительно, что Соня сохранила свой. Впрочем, у этой русской девочки с желтым билетом была другая закалка, чем у ее датской сестры» [4, с. 111]. Герой Шекспира озабочен философскими вопросами бытия, ему необходимо понять свою роль в мире и преодолеть собственный душевный разлад. Гамлет - своеобразный гендерный архетип интеллектуального героя. Ему, как и позднее Раскольникову, прежде всего необходимо «мысль разрешить» и исполнить свое предназначение. Для такого типа героя женщина - один из возможных собеседников, в разговорах с которым он может «выговориться», раскрыть себя, свои сомнения. Отчасти поэтому Гамлет гонит от себя Офелию, чтобы разобраться в себе, исполнить возложенную на него миссию: «Ни слова боле: пала связь времен! / Зачем же я связать ее рожден?» [8] Есть и другая причина. В словах Гамлета, обращенных к Офелии, звучит недоверие ко всем женщинам, поводом для которого стало слишком быстрое замужество королевы-матери после смерти мужа. Слова Гамлета не только жестоки, но и имеют двойственное значение, в котором просматривается достаточно привычное для обличительной традиции сочетание: «позора» за внешней «святостью»: «Ступай в монастырь. Зачем рождать на свет грешников? Я сам, пополам с грехом, человек добродетельный, однако могу обвинять себя в таких вещах, что лучше бы мне на свет не родиться. Я горд, я мстителен, честолюбив. <…> К чему таким тварям, как я, ползать между небом и землею? Мы обманщики все до одного. Не верь никому из нас. Иди лучше в монастырь. Где твой отец?» [8]. Слово «монастырь» («девичья обитель») во времена Шекспира использовалось в качестве эвфемизма для обозначения «публичного дома». Ранее в пьесе Гамлет называет Полония словом «fshmаn» - «рыбак», у которого тоже имеется второе значение: «торговец живым товаром», т. е. сутенер. Помимо этого принц обращается к Полонию: «О, Иевфай, судья Израиля!» [8]. В библии Иеффай дал обет: в случае победы принести в жертву то существо, которое первым попадется на его пути с поля боя. Первой вышла к нему любимая дочь, которая и была принесена в жертву [6]. Трудно сказать, являются ли эти мотивы преднамеренными в романе Достоевского и насколько сознательно русский писатель включил их в текст романа. Однако они «далеким отголоском» отзовутся в судьбе Сони Мармеладовой: отец ее, конечно, не «сутенер» в прямом смысле, но на нем лежит ответственность за судьбу дочери, которая стала «живым товаром». Мы можем лишь апеллировать к идее литературного припоминания, о которой писал А. бем [1, с. 319], и к тем удивительным совпадениям, которые С. Г. бочаров [2] назвал «генетической памятью литературы». Офелия сходит с ума, она не в силах разрешить нравственную дилемму: любимый - убийца ее отца. Она ничего не требует от Гамлета и не упрекает его ни в чем. Офелия - это образ жертвенной любви. И жертва ее велика: не только разум, но и бессмертная душа. Соня обречена жить, потому что у нее сострадание к другому выше ее личного страдания. Это был ответ Достоевского на шекспировскую ситуацию: найдя много общего в мужчинах, русский писатель принципиально противопоставил им женщин. Поэтому и некрасовская тема получила у Достоевского принципиально иной поворот: Соня остро осознает свою «порочность», она не находится «во мраке заблужденья», ее совесть никогда не замолкала в ней. Для Достоевского в образе Сони принципиально важно изображение «святости сквозь позор» и духовного превосходства женщины над нравственно запутавшимся мужчиной. Именно это и становится залогом их обоюдного спасения и воскрешения к новой жизни.},
URL = {https://rep.herzen.spb.ru/publication/681},
eprint = {https://rep.herzen.spb.ru/files/733},
}